Банда

— Перестань повторять это слово! Нам светят срока. Про тебя не знаю, суд решит — расстрелять или посадить на пятнадцать лет. Не хочу об этом думать. Но о ребятах, оказавшихся под угрозой трех, пяти, семи лет тюряги... — Заварзин закурил и, подойдя к окну, распахнул форточку. Поднявшись на небольшую табуретку, он отвел штору в сторону, несколько раз глубоко затянулся, выпуская дым в форточку. Выбросив окурок за окно, снова опустил штору и сел в кресло. Андрей выпил воды, осторожно поставил стакан на столик.

— Хорошая вода, — сказал он, зная, что и эти его слова Заварзину не понравятся.

— И водка хорошая. Но наше положение от этого не становится лучше. Ребята согласились тебе помочь, хотя одно лишь наше молчание уже является уголовным преступлением. Это называется “недоносительством”.

— Если я правильно понял, — медленно проговорил Андрей, — от меня опять что-то требуется?

— Слушай, ты, мудак! — Заварзин вскочил, схватил Андрея за горло, но тут же отпустил. — Мне не нравится, как ты разговариваешь! Понял?! Не нравится.

— А я в полном восторге, как ты со мной разговариваешь, — Андрей поправил воротник, запихнул подол рубашки под ремень. — Только просьба — хватит. С меня достаточно. Я провинился? Хорошо. Виноват. Хотя мы сейчас оба знаем степень моей вины, верно? — Андрей исподлобья посмотрел на Заварзина. — Мы ведь оба знаем насколько я виноват и насколько не виноват? И не надо мне пудрить мозги. Тебе есть, что сказать — говори. Нечего сказать — гуляй.

Заварзин налил себе водки, бросил в стакан кубик льда, звякнувший глухо и влажно, подождал, когда он почти растаял, и выпил холодную, чуть ослабленную водку.

— Хорошо. Продолжим... Ты на крючке. Не только у следователя, но и у меня. Согласен? В конце концов, к чему бы ни пришел Пафнутьев, мы с ребятами свидетели... Если скажем, что в это время ты был в гараже, ремонтировал машину... Никто не сможет перешибить наши показания. Если скажем нечто противоположное, то и этого никто не перешибет.

— Короче!

— Должок за тобой, парень. Пора платить. Заплатишь — и можешь отвалить. Если захочешь, конечно.

— И на этот раз патроны менять не будешь? — Андрей вылил в стакан остатки воды, но ставить бутылку на стол не торопился, даже взял ее как-то странно — горлышко оказалось в кулаке, а сама бутылка торчала в сторону, напоминая короткую стеклянную дубинку.

Заварзин усмехнулся.

— Поставь. Ты мне нужен живым. Пока ты в долгу, тебя никто пальцем не тронет. Вот так, — он взял у Андрея бутылку и поставил ее в угол. — Кстати, пустая бутылка гораздо опаснее полной.

— В каком смысле?

— В прямом. Полной бутылкой можно лишь оглушить человека, удар получается мягче. А пустой — это смерть.

— Запомню.

— Сейчас тебе пригодится другое. Ты спрашивал о патронах... Патроны будут боевые. Это говорю сразу.

— И после этого отвалите?

— Как сам захочешь, Андрюша. Может получиться, что войдешь во вкус и не захочешь расставаться. Все-таки мы надежные ребята, на нас можно положиться. И работаем грамотно, не оставляя следов.

— В этом я убедился.

— Вот видишь, теперь и сам знаешь — своих следов не оставляем. Теперь ты уже наш, теперь тебя беречь будем... А если подведешь... Не будем беречь, и девочку твою не сможем спасти, если с ней что случится. Знаешь, сейчас столько хулиганья, пьяни всякой... А она девочка видная, каждый оглянется, у каждого душа дрогнет или еще там что...

— Значит и о ней заговорили?

— Я же сказал — мы работаем надежно. С подстраховкой. Говорят, с мамашей живешь, вдвоем? Видел я ее как-то, совсем старенькая... Она не перенесет, если с тобой что случится. Хорошая женщина, но жизнь, видно, у нее была несладкая... А?

— Хочешь сказать, что я хорошо влип?

— Это зависит от того, как все назвать... Может, влип, а может, познакомился с отличными ребятами.

— Это я уже знаю.

— Правильно. Тебя же ведь не дали в обиду! “Продадут, — спокойно, будто это само собой разумелось, подумал Андрей. — Ведь с кем-то разобрались, за чей-то упокой пили в тот вечер. Вот так же напьются, когда со мной разделаются. Они не будут долго колебаться — я для них становлюсь опасным. Или придется так в крови вымазаться, чтобы и сомнений во мне не возникло, или же будут постоянно испытывать заданиями с боевыми патронами... А может, не врет? В самом деле, выполнить эту просьбу, снять угрозы со Светки, с матери.. Ведь с матерью им разбираться не придется — как только узнает, что меня осудили за убийство... Для нее это будет конец. А они не остановятся..."

— Говори, я слушаю, — сказал Андрей.

— Ты готов?

— Да.

— Тогда пошли.

— Куда?

— В одно место. Не робей, все будет гораздо проще. Никаких мотоциклов, обрезов, погонь, перестрелок...

Заварзин долго возился у двери — видимо, заменил замки, но еще не привык к их секретам. Андрей, как и час назад, шел впереди, чувствуя спиной жар большого заварзинского тела. Воздух в “мерседесе” разогревался точно так же, как и в любой другой машине, и Заварзин, распахнув дверцы, подождал несколько минут, пока ветерок остудит внутренности обитой золотистым плюшем машины.