Банда

* * *

Не сразу, далеко не сразу согласился Халандовский на встречу с корреспондентом. Кряхтел, стонал, но, в конце концов, Пафнутьев уломал его, пообещав вести себя пристойно и лишних вопросов не задавать. Потому-то Халандовский встретил Пафнутьева и Фырнина с некоторой настороженностью. Он обреченно взглянул на них, хотел что-то сказать, но не сказал, лишь смутно улыбнулся, махнул рукой в сторону комнатных тапочек. Попытку Пафнутьева извлечь что-то глухо звякнувшее, он пресек — просто взял чемоданчик у того из рук и поставил в угол. И тут же подхватил гостей под локти, повел их по коридору в комнату. Прекрасно знал Халандовский, что осталось в чемоданчике. Едва лишь взглянув на Пафнутьева, сразу понял — с водкой заявился. Но представляя, как она ему досталась, великодушно пренебрег бутылкой.

Фырнин вошел в комнату, с любопытством осмотрелся. И многое его здесь не то чтобы удивило, он знал, к кому пришел, многое озадачивало. Ему приходилось бывать в квартирах, где дорогие вещи были в центре существования хозяев, казалось, хозяева жили при них в качестве музейных служителей — чтобы смахивать пыль, обслуживать и показывать посетителям видеомагнитофоны, телевизоры, наборы фужеров с золотыми нашлепками и прочую дребедень. В квартире Халандовского все это присутствовало, но как-то естественно, вроде иначе и быть не могло. На видеомагнитофоне стояла пепельница и в ней дымилась сигарета. Японский телевизор был засунут в угол, заставлен какой-то вазой с подвядшими цветами, причем, экран чем-то запачкан, а роскошные фужеры, место которых только за толстыми стеклянными дверцами, стояли на журнальном столике и словно ждали, когда их возьмут в руки, ощутят их тяжесть, посверкивающие грани насечки.

— Садись, Паша, — сказал Аркаша, — и вы тоже присаживайтесь, — он показал Фырнину на кресло. Халандовский не сделал даже попытки включить диковинный телевизор, похвастаться каким-то фильмом, он и не вспомнил об этих игрушках. Но зато, открыв какую-то дверцу в шкафу, вынул запотевшую бутылку смирновской водки, украшенную царскими гербами, наклейками и капельками влаги на боку.

— Ого! — сказал Пафнутьев, подхватив бутылку и тут же принявшись ее рассматривать.

— Круто, — обронил Фырнин, оживившись.

— Ребята подарили, — безутешно произнес Аркаша. — Если, по-вашему, это взятка, — поднявшись с кресла, он задернул плотные шторы, отгородившись от слепящего солнца, и в комнате сразу установился приятный полумрак.

— От такой взятки и я бы не отказался, — сказал Пафнутьев без всякой задней мысли, просто, чтобы поддержать разговор, но Халандовский понял по-своему, он все понимал по-своему, причем, каждый раз оказывалось, что понимал правильно. Произнесенное слово у него начинало работать, едва только он проговаривал его.

— Подарю, — кивнул Халандовский.

И Пафнутьев понял — никакие силы морали и закона уже не спасут его, он уйдет отсюда с бутылкой смирновской водки. Пафнутьев и сопротивляться не стал. А хозяин тем временем все с той же неспешностью принес из холодильника уже нарезанную рыбу, Пафнутьев не знал даже, как она называется — копченая, полупрозрачная, без костей и шел о-" нее запах, способный перебить все человеческие убеждения, все статьи уголовного кодекса, да и гражданского тоже. Потом Халандовский на глазах гостей порезал крупные красные помидоры, не стараясь сделать кусочки изысканнее — они были крупными, на срезе сахаристыми и в свете низкого закатного солнца, бросившего сквозь шторы щедрый свой луч на столик, помидорные кусочки вспыхнули, будто в каждом загорелась маленькая электрическая лампочка.

— Вы какие рюмки предпочитаете? — спросил он у Фырнина, раскрыв стеклянную дверцу стенки. Тот помолчал, пытаясь понять вопрос, а ответить так и не успел. — Я так и думал, — одобрительно кивнул Халандовский. — Будем пить из профессиональных.

— Это каких? — радостно изумился Фырнин.

— А вот из этих, — на столе будто сами по себе возникли граненые хрустальные стопки, граммов по сто емкостью. — Недавно был в гостях. Хорошие ребята... И спеть могут, и сплясать, и власть" умеючи ругают, — Халандовский ушел на кухню, продолжая неторопливый свой рассказ, вернулся, и, таким образом, гости услышали только окончание истории. — Наливают мне, а в рюмке... Ну, не больше чайной ложки... Я выпил, как порядочный, чтоб хозяев не огорчать, а потом долго всматривался в стопку — не то было что-то в ней, не то не было...

— Так и ушел трезвым?