Банда гиньолей

До чего самоуверен! Трамвай набит битком. Привычный все люд, сдавленные в тесноте пассажиры, едущие в сторону Лудгейт… служащие, обитатели пригорода Хэрроу… бледные мужчины, худенькие, потрепанные жизнью женщины. Мужчины покуривали, уткнувшись в газеты… Безрадостные рассветные часы. Испарения пассажиров, едущих в лондонском трамвае… пахнет пароходными трюмами, плаваниями в колонии, в страны Востока… малайскими борделями из-за запаха трубочного табака — табака на меду и чуть-чуть на сандале…

Может быть, едущие в трамвае клерки думают о том же, мотаясь из стороны в сторону от резких толчков, с маху тычась в соседей на стрелках, на перекрестках, когда вагончик враскачку резво сбегает от Хай-Пойнт к Шепперд, пересекая холмистое предместье: россыпь домиков, вереницы садочков, огороженные цветнички с геранями, опрятненькие загончики для цветов, такие же унылые, как бесчисленные концессии, приобретаемые у государства на праздник Всех Святых… Все дело в небе, хранящем в тех краях зловещий вид от зари до полудня.

На каждой остановке к трамваю подбегали все новые желающие ехать… взбирались, тяжело дыша… измученные работой, еще не приступив к ней, женщины и мужчины… то и дело с беспокойством посматривающие на часы, неуверенно пробирающиеся, точно призраки, в тесноте вагона… непрерывно бормоча слова извинения:

— Beg your pardon.

Во время пути я думал о Пепе. Спросил Состена:

— К жене твоей не зайдем? — Он уже неделю не навещал ее. — Она, верно, бог знает что думает…

— Все что-то думают, молодой человек, все! В жизни всегда что-то думают! Хотелось бы знать…

Я не настаиваю.

Сердечностью он не отличался, это я уже знал…

Прикатили в Шепперд Баш в синяках от локтей трамвайных спутников. Все выходят и толпою валят к метро. Пропасть, все поглощающая пропасть! Все скатываются в нее.

Не очень мне по душе эти потемки, на что имею свои причины. Предлагаю ехать автобусом.

— Куда ты собираешься? Ни звука в ответ.

Тайна олицетворенная. Я заупрямился, набычился.

— Поступай, как знаешь! Я остаюсь — хватит с меня метро! Он уступает, мы взбираемся на империал 61-го автобуса, едущего в центр. Этим автобусом пользуются новобранцы. Катим к Чаринг-Кросс, вокзалу, откуда уезжают на фронт.

Окончательно рассвело… Всюду, куда ни глянь, солдаты, прорва парней, одетых в хаки. Вся улица, вся страна кишит ими. Свежее подкрепление… те, кого посылают под пули, садятся в поезда, чтобы отправиться во Фландрию и ступить на боевую стезю… Девки уже занимаются своим ремеслом на всех перекрестках за мостом Ватерлоо. Я узнаю их сверху, с империала: каскадовых добытчиц… рабочую скотинку Жана Сивки, Жерома… перед большим пивным залом «Искра» на углу Винхэм-роуд торчат неизменные Жинетта и Бигуди.

Состен тормошит меня, говорит, что сойдем на Вильерс-стрит.

— Я тебе все объясню! Двинули!..

Входим в тот самый китайский трактирчик, где мы были в первый день знакомства, на самой середине склона, прямо напротив жерла туннеля. Как и тогда, оглушительно играет гармоника под аккомпанемент труб и тамбуринов, и при каждом бряцании цимбал зажигаются гирлянды лампочек. Громыхает так, что уши едва не лопаются…

— Пойду надену платье!.. — кричит он мне и рысью бежит в нужник.

Отлучился он ненадолго, а когда вернулся, выглядит прямо китайцем: волосы заплетены в косичку, лицо выкрашено шафраном и нагримировано, на ногах котурны, все чин чином…

— Экий франт! — говорю. — Браво! Покажи-ка своего дракона!

Он поворачивается ко мне тылом, явив моим взорам превосходно вытканного ало-зеленого змея. Официантки подходят полюбоваться, пощупать настоящую шелковую ткань.

— Значит, нравится?

Он произвел небольшую сенсацию. Стоявшие у стойки пьянчуги подходят, покачиваясь, разглядывают платье со спины, царапают ногтем дракона, отпускают смачные шуточки…

Кроме чая с пирожными, выпиваем с официантками три рюмочки коньяка.

— Откуда у тебя гроши?

— Гм! — слышится в ответ.

Когда уходили, в карманах не было ни копья… Одно это уже чудо.

— Как же ты собираешься заморочить их? Времени у тебя немного, всего час. Что будешь делать?

— Ты смелый? — спрашивает он вместо ответа.

— Еще какой! Смелости — хоть отбавляй!

— В таком разе кое-что увидишь.

— Да ты давно уж обещаешь, хватит уж томить!.. Дай полюбоваться корридой! И где ты собираешься сразить меня наповал?

Я догадывался, что он начнет чудить, дразнить толпу, мешать дорожному движению: именно так он улещивал, получал благосклонность Духов и Гоа, ограждал свои чары от их излучений. Словом, ему предстоял тяжкий труд… Он заводился прямо на глазах. После третьей рюмки необыкновенно оживился, начал привскакивать на стуле, трясти плечами, дрожать всеми жилочками. Ему уже не сиделось в баре. Посетители потешались, откровенно глумились над нами. Мне становилось не по себе. Спрашиваю у него:

— Ну что, готов?

— Постучи-ка вилкой!

Я принялся отстукивать тот самый аккомпанемент, который ему хотелось… Система удачи…

— Забыл металлическую подставку? Чуть что, и уже недовольство!

Удары о дерево звучали глуховато, но все же напоминали стук кастаньет.

— Не забудешь?

— Не беспокойся!