Банда гиньолей

Вот так, вблизи он казался еще безобразнее. В верхней челюсти не было вообще зубов, из-за чего он и не мог произнести ни единого членораздельного звука. На левой щеке — два рубца крест-накрест — пугающий знак… Один рукав болтался: вместо руки — деревяшка с железным крюком на конце. Я показал ему свою неподвижно висевшую руку — мол, оба мы калеки! Только у него это не с войны — рея упала и раздробила кость как раз над локтем. Это сблизило нас, стало проще объясняться… Жовиль втолковывал мне, какая мощь заключена у него в этом самом крюке, что он может поднять им любую тяжесть, что мне нужно бы приладить себе точно такой же, от этого будет больше толка, чем от моей дряблой висюльки, и вообще лучше отрезать ее, и мне станет гораздо удобнее. В виде доказательства шкипер нагнулся, подцепил ядро в 250 фунтов и поднял, точно перышко! Я был совершенно ошеломлен: вот так Геркулес!.. Мы говорили друг другу приятные слова… Я в полном восторге поздравлял его. Но все-таки мне хотелось, чтобы он хоть как-то отреагировал на мою просьбу. Может, он возьмет нас в виде исключения?

— Просперо, — шепнул я. — Просперо!..

Моя рекомендация… Показываю ему столовку на том берегу реки.

— Prospero, he says we can… Go with you!.. America!

Показываю рукой: далеко… далеко… совсем далеко! Как он развеселился, услышав из моих уст несколько совершенно обыкновенных слов!.. Состен заволновался, желая помочь мне, он начал выразительно двигать руками… «плыть!.. плыть!»… запищал фальцетом:

— Морское путешествие! Дальнее!

Изображал корабль средь волн, их плеск «плюх!.. плюх!..», бортовую, килевую качку — словом, образно показывал ему плавание по морю, чтобы до того дошло, что нам нужно: «Плавать!.. Плавать!..» Смекнул второй, в картузике. Они ужасно развеселились: «Плить! Плить!», надрывались от хохота… А что, спрашивается, смешного? Глупость какая-то… Они показывали мне на разверзнутый трюм, на зияющий провал в нижней палубе: «Плить! Плить!»… Мы показались им настолько уморительными, что они тузили друг друга кулаками в ребра… Из недр трюма вылетали клубы мучной пыли… целый ураган! Все чихали…

«Плить! Плить!..» Два тупых скота взлаивали, кудахтали, топали ногами, приплясывали под раскаты хохота… Особенно потешался Жовиль: от приступов смеха он подвывал, зияя ртом. Он находил нас до крайности смешными с нашим упорным желанием «плить».

Шкипер все тыкал рукой в сторону бездонного трюма — «there… there?»… Его так корчило от смеха, что он плясал на бочке, отбивал чечетку, испуская стоны, изнемогая… Ему было плохо, того и гляди, лопнет… он сзывал всех вокруг, чтобы полюбовались на нас, на этих редкостных, диковинных пташек… Один он уже не в силах был выдержать, он орал, скликая всех поголовно, сверху и снизу: спешите потрафить хозяину!.. Двинулись, поплелись ворча, потекли, хлынули потоком от канатов, из трюма — конопатчики, подручные, юнги, кули…

Сыпались, валили, бросая шкоты и инструмент, собирались вокруг горлодера… Умолк грохот, оглушительный шум плотницких инструментов, раздававшееся в нутре корабля громыхание, стих стук молотков и топоров — иначе просто невозможно было бы разговаривать…