Банда Кольки-куна

Алексей Николаевич закончил акт дознания и передал его Азвестопуло — пусть проверит запятые. Хотел уже пойти в чайную комнату, но тут появился курьер и вручил телефонограмму. Коллежского советника срочно вызывали к Трепову. Опять двадцать пять! Третьего дня так же дернули, только для того, чтобы спросить, сколько бесписьменных[30] прячется в Вяземской лавре. Нет бы справиться в сыскной полиции градоначальства. Но диктатор, узнав людей, старался использовать их в дело и не в дело. Лыкова он помнил еще по Москве, после первой встречи произвел в великие сыщики и теперь все уголовные темы обсуждал только с ним. Филиппов[31] уже смеялся и называл Алексея Николаевича «статс-секретарь по мазурикам». А сам ревновал…

Трепов после назначения товарищем министра переехал в дом МВД на Мойке, там и вел дела. В приемной генерала уже сидел Герасимов. Сыщик поздоровался с ним дружески. Совместное дознание по польским изменникам показало Лыкову, что начальник ПОО на своем месте. Волевой, решительный, быстро схватывает, большой специалист в технике розыска. Герасимов завел секретную агентуру во всех слоях общества и был очень осведомленным человеком. В последние недели, правда, подполковник несколько зазнался. Немудрено — Трепов вызывал его ежедневно. Когда Гартинг попытался дернуть к себе Герасимова, словно простого подчиненного, тот ответил: вот еще, буду я слушаться этого Мордухая![32] К Лыкову жандарм относился со снисходительным уважением, признавая его опыт в уголовном сыске.

— Александр Васильевич, и вас сорвали?

— Увы, Алексей Николаевич. Дел не счесть, а тут…

Трепов не заставил себя ждать. Рядом с ним стоял незнакомый офицер аристократической наружности — сразу видно, что поляк. Он представился:

— Заведывающий хозяйством Сто сорок пятого Новочеркасского имени Императора Александра Третьего пехотного полка полковник Ячневский.

Лыков с Герасимовым назвались в ответ, и все четверо уселись за необъятных размеров стол.

— Вот послушайте, что он говорит, — раздраженно пробурчал Трепов. — Армия уже бунтует!

Ячневский начал рассказ:

— У меня в казармах обнаружились агитаторы…

— Простите, — перебил его сыщик, — но ведь ваш полк сейчас в Маньчжурии?

— Точно так, — ответил тот. — Но не весь. Четвертый батальон и нестроевые остались в месте расквартирования. А еще обучаются мобилизованные ратники.

— Для чего так много оставили? — нахмурился диктатор.

— Приказ командующего округом, — сухо ответил полковник, почувствовав подвох. — Это караульная команда. Для охраны имущества и неприкосновенного запаса вооружения, боеприпасов и предметов снаряжения.

— Хм. Продолжайте.

— Так вот. Разговоры о проникновении в полк посторонних доходили до меня давно. А вчера мною выявлен и задержан один такой агитатор.

— Личность установили? — встрепенулся Герасимов.

— Не успели, — смутился полковник.

— То есть как не успели? Сбежал, что ли? Как можно сбежать с полковой гауптвахты?

— Было нападение, — терпеливо пояснил Ячневский, стараясь сохранять спокойствие. — Арестованного действительно поместили под замок, как полагается. Караул в полном составе, начальником караула был опытный офицер, поручик Греховодов…

— А почему Греховодов не на войне? — неожиданно поинтересовался генерал-губернатор.

— У полка на Малой Охте целый казарменный городок, — по-прежнему спокойно ответил Ячневский. — Надо вести обучение запасных, охранять постройки, поддерживать запасы. С этой целью вместе со мной в столице оставлены десять офицеров. Греховодов — один из них.

— Десять офицеров и полковник, чтобы караулить запасы… — сварливо прокомментировал Трепов. — А воевать кто будет?

Неожиданно заведывающий хозяйством ответил диктатору:

— Я подавал три рапорта, чтобы отправили на войну. И прошу оградить меня от вашего вызывающего тона!

Генерал смутился:

— Извините, господин полковник. Я и сам просился в Маньчжурию, чуть было не уехал, да не успел — государь призвал меня для более тяжкого дела. Продолжайте, прошу вас.

Чувство собственного достоинства, которое выказал поляк, произвело впечатление. Больше никто не посмел его задирать, и Ячневский продолжил доклад.

По его словам, караул был надежен и все делал по регламенту. Но нападение прозевал. Судя по тому, что неизвестные сразу захватили ключевые посты, в прошлом это были солдаты. Их пришло шесть или семь человек, ловких, смелых. Подчаски из нестроевых ничего не смогли им противопоставить. А когда Греховодов схватился за кобуру, ему дали по голове.

— Сильно досталось? — уточнил Лыков.

— В том-то и дело, что нет, — сообщил полковник. — Опять впечатление, что действовали с умом. Без лишней жестокости.

— То есть?

— Ну, врезали поручику. Аккуратно так, пся крев! Шишка есть, сам видел. А крови или раны — нет.

— А может, он был в сговоре? — влез жандарм. — Для отвода глаз дал себя обезоружить…

— Только не Греховодов, — отрезал поляк.

— Значит, пожалели?

— Такое впечатление, что да. Говорю, бывшие солдаты, не из отчаянных.

— Раз напали на караул, значит, отчаянные, — возразил Трепов.

— Они увели арестованного с собой? — вернул разговор в рабочее русло Лыков.

— Да.