Затем отряд отправился на другую ферму, где Фэнфэн также сообщил, что проведет два дня в лесу Ла-Мюэт, и нагло заметил, что стражи порядка не осмелятся явиться за ним. Вымогая деньги и припасы, банда объехала все близлежащие фермы, и через некоторое время в округе все были извещены, что Фэнфэн вновь посетил эти края. Оставалось ждать, когда кто-нибудь из пострадавших известит об этом командира жанвильской гвардейской бригады. В этом и заключался план Фэнфэна. Вассёр, узнав что Главарь находится поблизости, загорится желанием поймать разбойника, мобилизует все находящиеся в его распоряжении силы и наверняка под покровом ночи рискнет совершить вылазку в лес, где гвардейцам будет устроена достойная встреча.
Завершив необходимые приготовления, Фэнфэн, передав командование Нормандцу, оставил его в лесу Ла-Мюэт, приказав не ослаблять бдительность.
— Нападения надо ждать не раньше чем через двадцать четыре часа, — сказал он на прощание, — они должны явиться около полуночи. Не бойся ничего, атакуй и постарайся захватить как можно больше пленных. Нам нужны заложники. Когда все кончится, я буду ждать всех на общий сбор в лесу Камбре. Оставив Толстяка Нормандца, Фэнфэн стрелой помчался в лес Жервийе и отдал распоряжения Душке Беррийцу, Коту Готье, Жаку из Этампа и Жану Канониру, которым поручалось разгромить фермы и замок. Налет назначался через день. Начаться он должен был повсюду одновременно — ровно в одиннадцать вечера. В то же время Главарь собирался сам возглавить атаку на замок Ружмон и повести на приступ огромную толпу оборванцев, способную в мгновение ока разорить замок, несмотря на близость города.
ГЛАВА 6
Вассёру передали слова Фэнфэна, и он принял их за чистую монету. Впрочем, такая бравада не слишком удивила сержанта. Зная, что банда орудовала в Босе, как во вражеском стане, будучи знакомым с вошедшим в поговорку трусливым нравом местного населения, позволявшего безнаказанно грабить и убивать себя, прекрасно понимая, что такая сильная личность, как Фэнфэн, должна была испытывать неподдельное презрение к анархии, которая царила тогда в управлении страной, отдавая себе отчет во всем этом, сержант решил немедленно действовать. Он отказался от помощи местной полиции, грозно называвшей себя национальной гвардией, — в серьезном деле на ее помощь рассчитывать не приходилось.
Только один пример из множества подобных может дать представление о трусости и малодушии тех, кто служил в рядах этой полиции. Мужества у этих защитников мирного населения не прибавлялось даже при мысли, что они должны защищать собственные семьи.
Это произошло во время одной из первых экспедиций, предпринятых Вассёром после убийства в Мийуарде. Мировой судья в Базош-ле-Гальранде, узнав, что на ферме Стаз остановились семь или восемь подозрительных личностей, вызвал национальных гвардейцев и приказал собрать отряд для того, чтобы провести расследование. Гвардейцы выехали под вечер. Из двадцати человек никто не проявлял особенной храбрости или рвения, вооружены они были из рук вон плохо, в поржавевших ружьях не хватало то кремня, то штыка, то еще какой-нибудь немаловажной части. В сумерках гвардейцы понуро шли вперед, с сожалением думая о теплой постели, о том, что в городе они в безопасности. Через три четверти часа отряд добрался до деревушки Стаз и направился к ферме. Солдаты потребовали, чтобы фермер Лелюк проводил их к хлеву, где были заперты бродяги. Помертвев от ужаса, несчастный наотрез отказался, жалобно защищаясь:
— Если я это сделаю, меня спалят вместе с домом! Это ваша работа, вот и делайте ее.
Командир отряда взял фонарь, передал его деревенскому полицейскому и двинулся с обнаженной саблей к двери сарая, около которой разбойники, слышавшие эти препирательства, выстроились в колонну по два человека, положив дубинки на плечо.
— Граждане, — обратился к ним гвардеец, трясясь всем телом, — именем закона требую предъявить документы.
Бродяги разразились громким хохотом, а один из них, Жан Мобер, он же свирепый Четыре Су, с которым вскоре пришлось познакомиться поближе, заявил:
— А вот и бравые солдаты, приставленные охранять птичник! Вам что, крысы ружья погрызли? Зря вы из-за пустяков беспокоились, тащились в такую даль!
Этот монолог вызвал восторг остальных бандитов, и самые наглые из них выдвинулись поближе. Национальные гвардейцы, толкаясь и цепляясь ружьями, в смятении отступили.
— Ну же, — подхватил Винсент Бочар, — сразу видно, что эти господа не страшные. Похоже, они неплохие ребята, надо быть повежливей! Покажи-ка им бумаги!
Четыре Су достал из кармана связку засаленных бумажек, вытащил одну наугад и протянул командиру отряда. Тот пробежал ее глазами и объявил:
— Все в порядке. Следующий паспорт!
Не моргнув и глазом, разбойник предъявил второй листок.
Командир принялся изучать его, но тут же воскликнул:
— Да это то же самое — второй паспорт на имя Жана Мобера!
— А как же иначе, — нагло отвечал Четыре Су, — тут их девять, и все на мое имя. Скажите после этого, что я не законопослушный гражданин.
— Но где бумаги ваших товарищей?