Банда Тэккера

- Холл будет тебе благодарен, если ты ему поможешь, вот увидишь, говорила Дорис.

Ни он, ни она и не подумали о том, хорошо ли - пойти и выдать Бэнта и Тэккера и Джо Минча ради своей выгоды. Для Дорис это означало только искупление вины перед обществом, и у нее было смутное ощущение, что это туманное таинственное нечто, каким представлялось ей общество, вознаградит раскаявшегося грешника. Генри смотрел на вещи более трезво. Он гораздо лучше Дорис понимал, что представляет собой Холл. Генри уже был бизнесменом до мозга костей, и ему даже в голову не приходило противопоставить советам Дорис принципы морали - прямо сказать и ей и себе, что нехорошо предавать людей ради личной выгоды, каковы бы эти люди ни были. А если бы даже это и пришло ему в голову, его доводы прозвучали бы фальшиво. Вместо этого он издевался над наивностью Дорис.

"Ну, конечно, - думал он, слушая ее слова. - Давай сигнал на повороте. Тормози на перекрестках. Чти отца и матерь свою. Не разговаривай с шофером во время движения. Плати за проезд. Сморкайся в носовой платок. Бросай мусор в урну. Люби ближнего своего, если он не католик, не еврей, не сектант, не негр, не мексиканец, не итальянец, не француз, не румын, не ирландец, не англичанин, не мулат, не китаец, не швед, не датчанин, не аргентинец, и если он не чешется слишком громко, и если любовь к нему не бьет тебя по карману".

- Я пойду спать, - оказал Генри. Он принудил себя улыбнуться Дорис. - Я еще не отоспался как следует. - Если удастся уснуть, подумал он, то время пройдет быстрее. "Я зачахну с ней от скуки", - сказал он себе. Он лег в постель и лежал тихо, закрыв глаза, но сон не приходил.

Может быть, думал Генри, когда я проснусь, будет уже вечер и Дорис тоже ляжет спать, и так пройдет день. Но потом будут еще дни. Не может же он провести весь остаток своей жизни в постели. "Нет, - решил Генри. - К черту это!"

Он больше не хочет быть свиньей. Да, будут еще дни, и еще, и они поженятся, и всю жизнь проведут вместе. "Я долго был свиньей, теперь с этим покончено, - сказал он себе. - Теперь попробую стать порядочным человеком. Да. Даю себе слово. И останусь порядочным. И в этом даю себе слово".

Он поступил с Дорис так, словно она была лекарством, дожидавшимся его на полке, и теперь не мог отшвырнуть ее от себя. Даже когда все благополучно кончится, думал он, и ему не нужны будут больше лекарства, он не сможет оставить ее, потому что она не пузырек с лекарством, а живой человек, и он, Генри Уилок, не хочет быть подлецом. Если он нужен Дорис, она его получит. Он будет с ней до тех пор, пока она захочет быть с ним, и будет с ней добр и мил и ни единым словом, ни единым движением не намекнет, что он был бы рад, если бы ей расхотелось быть с ним. Это решено.

Генри встал и вернулся к Дорис. Она сидела на диване и штопала чулки. Он сел рядом.

- Я хочу кое-что сказать тебе, - проговорил он, и прежде чем мысль его вылилась в слова, он уже знал, что не может не быть "свиньей". Даже сейчас он уже старался отделаться от Дорис. Но деликатно! Так, чтобы она не догадалась! Главное, чтобы она, упаси боже, не догадалась! - Если что-нибудь случится, - сказал он, - это будет штука серьезная, не какая-нибудь пушинка, которую ты сдунешь своими губками.

- Я знаю, - Дорис перестала штопать. - Ты говорил мне.

- Если Джо узнает, где я, с ним не разделаешься в минуту, или в час, или в день. Заварится каша. Такая заварится каша, что и не расхлебаешь.

- А как он тебя найдет?

- Не знаю. - Генри представилось, как Джо рыщет из дома в дом. Уж он-то спать не будет! - Я просто говорю на всякий случай, - сказал он. - Я не хочу тебя подводить и предостерегаю тебя, чтобы ты подумала о себе.

- Он не найдет тебя. Он не может тебя найти.

- Ты должна подумать о себе. Меня мучает мысль, что ты погибнешь вместе со мной, если не остережешься.

- Ты теперь все равно что мой муж, на радость и на горе.

- Нет! - воскликнул Генри. - Дорогая, прошу тебя, будь благоразумна. Если это дело получит огласку, твоя карьера кончена. Ты сама это знаешь. Нужно смотреть фактам в глаза.

- Я люблю тебя. - Дорис наклонилась и поцеловала его. - Вот это факт, милостивый государь.

Генри сидел тихо, задумавшись, и не отвечал на ее поцелуй. Он-то еще ни разу не сказал Дорис, что любит ее, мелькнула у него мысль. Конечно, ему придется это сделать рано или поздно, но пока что он мог с чистой совестью оказать, что ни разу не солгал Дорис.

- Я ужасно терзаюсь, - повторил Генри. - Свалился сюда, как снег на голову, и втравил тебя в эту историю, не дав тебе даже опомниться. Это было нечестно. А я хочу быть честным с тобой. Если Джо меня разыщет, произойдет что-то очень скверное, во всяком случае, может произойти. Я сам не знаю. Но мы должны быть готовы ко всему.

- Все было честно. Я люблю тебя. В любви все честно.