Банда возвращается

— Воровской ум — надо отдать ему должное — изворотлив и является частью финансовой системы мира. Но искать и организовывать новые каналы будешь не ты. А следовательно, и доли в них иметь уже не будешь… Никаких перспектив! Из-за решетки выйдешь — гол как сокол. Сто граммов купить будет не на что… — Банда вздохнул. — Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Лучше уж буду от зарплаты до зарплаты свои копейки считать… Ну, что, будем переходить к третьей части балета? Или еще поворошим твои хреновые дела?

Сева загрустил:

— Что я буду иметь в гарантии? Если, конечно, гарантии возможны. И что от меня надо?

— Вот это уже деловой разговор, — Александр захлопнул папку. — Нужно от тебя, во-первых, влияние на ход событий.

— Каким образом?

— «Фирма» должна не поощрять, а даже примерно наказывать тех, кто оказывает помощь в террористических актах. Мотивация здесь простая и ясная: пользы от таких дел — ноль, а шуму много, менты звереют.

— Мы и так не приветствуем эти дела.

Банда закурил:

— Активнее будете «неприветствовать».

— Ты меня в «актив» не записывай, — обиженно поджал губы Могилевчук.

— А я тебя вообще не записываю, хотя мог бы поставить магнитофон, тихонько нажать на кнопку и шантажировать потом, как ты со мной торгуешься.

— Денег нет на технику? — пытался подколоть Сева. — Я дам. Не жадный…

Бондаровичу нравился разговор.

Вот это и называется «разработка объекта». Точнее, словесная ее часть: бесконечные беседы, в которых можно лишиться умения разговаривать нормально. Иногда такие беседы, сплошь состоящие из намеков, полунамеков, намеков прозрачных и не очень (даже если говорящие не прибегают к помощи пресловутой фени), вообще напоминают птичий язык — для человека непосвященного, разумеется.

Но специалисты типа Банды в стихии таких бесед — как рыба в воде…

Сева с полной ответственностью предупредил:

— Учтите, что никаких подписок я давать не буду.

— Мы подписки уже много лет не берем. Нам порядок в городе нужен, а не твои каракули.

— A с денег арест снимете?

Бондарович демонстративно подавил зевок:

— Напишешь в Венгрию, попросишь. Ты парень грамотный… Может, уважат твою просьбу?

Как и следовало ожидать, Могилевчук проглотил эту пилюлю и перескочил на следующий пункт:

— Я ничего не слышу о своих гарантиях.

— Об этом поговоришь в другой раз и не со мной.

— Правильно, майор — это не гарантия…

Допрос, или беседа, или еще точнее — взаимное обнюхивание длились еще несколько часов. К обоюдному удовлетворению.

Время от времени Бондарович, дабы стимульнуть процесс переговоров, открывал свою тоненькую папку и зачитывал новый документ. Конечно, если бы не эти бесценные листочки с информацией от Интерпола, Севу Могилевчука было бы не так просто разложить на лопатки. Он все же был крепкий орешек. Но именно потому, что Сева был орешек крепкий — очень уважаемый в своей среде авторитет, и к слову его братва, ох как прислушивалась, — ФСБ его и разрабатывала.

Наконец настала Александру пора ехать на назначенную встречу. Туда, где слушали Бирна… Александр все удивлялся. Цепкая память у Виктории, однако. В течение беседы с Могилевом Банда не раз взглядывал на часы.

И вспоминал про приближающуюся встречу с Викторией.

При этом всякий раз у него томительно замирало сердце — примерно как у девятнадцатилетнего юноши перед встречей с любимой девушкой. И эта собственная реакция тоже удивляла Александра. Он давно уже привык думать о себе как о достаточно заматеревшем и искушенном «волке».

Наум Кожинов, 6 часов 50 минут вечера, 25 марта 1996 года, в рабочем кабинете.

Генерал прохаживался по кабинету в глубокой задумчивости. Было, что проанализировать. В деле тут и там торчали концы, которые требовалось как-то связать. Но Макарова какова!.. Он надеялся, очень надеялся на ее помощь; он видел хорошие перспективы для нее. А она не только «сошла с рельсов», но еще ему палки в колеса ставит…

Зазвонил телефон правительственной связи. Кожинов с неохотой взял трубку:

— Да.

— Послушай, Наум Степаныч, какую я для тебя пленку раскопал, — это звонил председатель ФСБ; он явно был доволен собой. — Что-то у меня фамилия Бондарович в голове вертелась после нашего с тобой разговора, дай, думаю, проверю, с кем он сегодня разговаривал.

Кожинов оживился:

— Так.

— Ну ты же знаешь, у нас аппараты на контроле…

Генерал Кожинов в нетерпении заерзал на стуле: — Не тяни, Дмитрий Иванович.

— Половина десятого утра… Слушай…

В трубке после тихого щелчка зазвучали мужской и женский голоса. Молодые люди договаривались о встрече:

«Встретимся? Когда вы можете, после работы?»

«Ну, часов в семь. Если ты к тому времени уже закроешь свой ларек».

«Хорошо. Успеете добраться до этого, как его, ну, где Бирна слушали…»

«А-а, понял. Договорились».

«У меня жетончика больше нет, позвони дедушке, а?»

«Хорошо, что сказать?»

«У меня свободного дня не получилось, я к нему не смогу заехать. Вообще, если что, звони ему, у меня-то нет телефона, а он знает, как передать через знакомых»…

Отключив запись, председатель ФСБ довольно засмеялся: