Бандагал

— Ваша правда. И пока что вожу машину очень плохо.

— Отлично. Искренность — весьма похвальное качество, но-нарушение, и крайне серьезное, налицо. Вам, как новичку, следовало бы придерживаться строжайшей самодисциплины. — Инспектор показал на стакан и бутыль с вином. — Вы представляете несомненную опасность для пешеходов даже в нормальном состоянии. Возбуждающие напитки вам абсолютно противопоказаны. Вам и вашей девушке.

Он порылся в карманах, вытащил пластиковый тюбик, отвинтил крышку и вынул круглую белую таблетку величиной с горошину.

— Прошу вас, — он протянул таблетку Дорис. — Подержите-ка ее немного во рту.

— Минуточку. Левакар вожу я. Девушка здесь ни при чем. — Нико зло прищурил глаза. — К вашему сведению, она вообще не пьет. И могла бы хоть сейчас пройти контроль на содержание алкоголя в крови. Но я не вижу причин, по которым она должна мусолить во рту вашу таблетку. Забирайте ваши реактивы, уважаемый, и отчаливайте.

Инспектор ВМО побагровел, но тут же взял себя в руки и ледяным тоном произнес:

— Допустим, синьорина и в самом деле не нарушила правил. Но вы? Вы-то совершенно пьяны, и это легко доказать. Прошу вас.

Он положил таблетку рядом со стаканом Нико. Тот усмехнулся.

— Вы непременно, хотите, чтобы я пососал эту гадость? Не смею отказать хорошему человеку.

Он подмигнул Дорис, положил таблетку в рот и закурил сигарету. Затем налил себе полный стакан вина.

На сей раз инспектор побледнел от гнева и уставился на хронометр, делая отчаянные попытки сдержаться.

— Ваше время истекло. Покажите.

Нико выплюнул таблетку на пол. Она стала цвета спелой вишни.

— Что и требовалось доказать! — с торжеством воскликнул инспектор ВМО. — Придется заплатить штраф, синьор.

Нико покачал головой.

— Вы ошиблись, милейший. Мне наплевать на ваши проверки. Я не член ВМО.

Лицо инспектора стало землисто-серым.

— Это неслыханно! Почему же вы сразу не сказали?

Нико пожал плечами.

— Я только вчера подал заявление.

Он вынул из кармана документы и положил их на стол.

— Можете проверить, если желаете.

Низко опустив голову, инспектор ВМО поспешно удалился.

Дорис засмеялась, но когда Нико показал уходящему инспектору кукиш, вспыхнула:

— Перестань, это уже лишнее.

Но ей было слишком хорошо, она не могла долго сердиться.

— Налей-ка мне еще, Нико. Ведь сегодня необычный день.

Голос у нее был с хрипотцой, как у актрис, играющих роль алкоголичек.

В сердце Нико на миг закралось сомнение, не разыгрывала ли Дорис комедию, изображая из себя скромную, непорочную девушку. Наливая вино, он внимательно следил за выражением ее лица. Но тут же устыдился нелепых подозрений.

Они встали и направились к машине. К своей машине.

Левакар бешено мчался вперед, пролетая мимо зеленых галерей, изумрудных холмов и лугов, нежившихся под солнцем. Несколько крутых поворотов — и дорога неожиданно уперлась в площадку, обнесенную загородкой. В глубине, под тенью каштанов, стояли еще три левакара.

Кругом царства тишины… и руин. Они тянулись ввысь из густой травы словно грозный указующий перст. Долина сбегала вниз в беспорядочном чередовании виноградников и оливковых рощиц.

Нико стал быстро взбираться вверх по узкой крутой тропинке. Дорис, держа в руке транзистор, с трудом поспевала за ним.

Вот он остановился у края обрыва, и его фигура четко вырисовывалась на фоне голубоватых гор.

Дорис закричала. Не от страха, просто, чтобы доказать самой себе, что она полна жизни и что ее, тоненькую и маленькую, все же не придавили красота и величие пейзажа. Она включила транзистор на полную мощность. Но здесь, в поднебесье, музыка звучала смешно и нелепо.

Чуть поодаль темнели руины римского театра. Дорис и Нико принялись танцевать на выщербленных, поросших мхом ступеньках. Нико крепко, до боли прижимал ее к себе. Из транзистора тонкой струйкой текла сладкая до приторности музыка лада. Певец нежным голоском напевал о любви и муках влюбленного. А ее переполняло безмерное счастье, ощущение подлинной свободы и полноты жизни.

— К дьяволу эти идиотские сентиментальные песенки! Дорис, иди сюда.

Голос Нико звучал необычно глухо.

Он увлек ее вверх по белой тропке, что вилась меж седых от древности перевитых плющом камней. Тропинка исчезала, терялась в туннеле сплетенных веток и снова появлялась под сводом сверкающих листьев.

Дорис лежала рядом с ним на ложе из веток бузины.

— Послушай…

Он без конца повторял это «послушай», все крепче сжимая ее в своих объятиях. И даже не заметил, как оцарапал шею о ржавую колючую проволоку, предательски торчавшую из земли.

В первой песне поется о красочных рассветах, во второй — о ночи, пахнущей туманом и тенью, в третьей — самой банальной — о несчастной любви…

И так изо дня в день. Проклятое радио с раннего утра начинает бомбардировать вас песенками, рекламными объявлениями, снова песенками. Покупайте кондиционирующие установки, приобретайте холодильники, современный человек немыслим без электрокухни, и опять сентиментальные канцонетты, объявления ВМО: запрещается то, не рекомендуется это.