– Там у меня уже почти всё прошло, – честно, как обещала себе, ответила ему. – Даже проверилась на всякую заразу. Поэтому к тебе и не приходила. Ждала результаты анализов.
– И как?
– Бог миловал!
– Но все равно – сегодня только компот!
– А вишенки? – обиженно протянула я.
– В порядке исключения! Так и занесем в протокол!
… Я проснулась около девяти. По привычке. Я всегда в это время встаю.
Олег посапывал, иногда что-то бормоча.
Мой любовник-папа!
Нет, я не собираюсь отказываться от своего отца…Ну настоящего…биологического.
Да, отец у меня человек специфический. Многие его скорее опасаются, чем уважают. Хотя, где эта граница?
А я его люблю. И уважаю. Но так получается, что на расстоянии вытянутой руки. Иногда мне кажется, что он держит дистанцию со мной, потому что побаивается.
Он москвич. Но такой – из коренных москвичей окраин. Родился у железного кольца – кольцевой железки… По Владимирке – шоссе Энтузиастов. У трамвайного депо. Там тогда проходила граница Москвы. Жили они в бараках. После войны половина Москвы в бараках жила. Пока родители с утра до ночи работали на «ящиках» – оборонных заводах, мальчишки были предоставлены сами себе.
Тогда было жесткое воспитание. Книжек по педагогике и здоровом питании не читали. К психоаналитикам не записывались. Говорите, 90-е крутые года? Тогда вы ничего не знаете о конце 40-х. Воспитанием мальчишек занимались либо инвалиды пришедшие с недавней войны, либо урки, откосившие от призыва в действующую армию. И те, и другие давно забыли, что такое жалость. Друг друга люто ненавидели! Так что, мальчишки росли волчатами. Барачные нравы с квартирами-коммуналками на весь этаж и тесной кухней, только помогали нарастить крепкие «когти»!
…Первый раз по хулиганке он пошел в колонию ещё в 13 лет. Там получил кликуху, которая прилипла на всю жизнь: Пастор. Я как-то спросила почему – он отшутился: «Пасту зубную любил!» Врал, конечно. Не было тогда зубных паст. Был порошок в картонных коробочках. Я дома в старом фанерном чемодане нашла на антресолях. Значит, не хочет рассказывать.
Когда вернулся – родители получили двушку в хрущевке на Щелковской. Границу Москвы уже до строящегося МКАДа расширили. Мы и сейчас в этой квартире живем. Но сейчас это вполне нормальный, устоявшийся район. Не респектабельный, как на западе города. И уж совсем не Рублевка. Но нормальная московская окраина.
А тогда – нормальный таксист с наступлением темноты и за двойной счетчик не повез бы пассажира. Пришлых москвичей в штыки принимали бывшие поселковые. Драки были чуть ли не каждый день. Но все вместе – первомайские люто ненавидели перовских. То есть из района Перово и Новогиреева, тоже недавно присоединенных к столице, территорий. Они были с другой стороны Измайловского леса. Те им отвечали взаимностью. Как-то в конце мая произошла стычка. По двести бойцов с каждой стороны. Бились ребята не по-детски. С трубами, кастетами и самодельными финками. Говорят, и стволы мелькали.
Когда приехали менты с солдатами из соседней части, уже многие валялись с переломанными костями и разбитыми головами. Были трупы с обеих сторон. Моего отца прихватили с финкой. Самое обидное, нож оказался не его. Подобрал в суете. Но раз в руках финка – повесили убийство. Отчет ментам и тогда был нужен. Суд был скорый и не слишком милосердным. Правда, хотя светила десятка, учли малолетство, и дали шесть лет строго режима!
Зона отца не сломала. Наоборот, он там быстро стал своим! Усвоил законы и порядок взрослого блатного братства. В общем, карьера его была ясно очерчена.
Быть бы ему в конце концов коронованным на законника, если бы не встреча с мамой! После очередной отсидки, он вернулся в пустую квартиру. Буквально за несколько дней до возвращения его родители погибли. Сбил автобус. Они как раз в магазин пошли за продуктами сыночка встретить. Как тогда квартиру не отняли – понять трудно. Может, просто бюрократическая машина не успела прибрать освободившуюся площадь к рукам. В те же времена никаких собственностей на жилье не было. По наследству государственную жилплощадь не передашь.
И вот в этот момент, когда его карьера в «деловом» мире, была просто заглавными буквами писана, он встречает мою маму.
Как могли соединиться эти два абсолютно разных человека – никакими рациональными причинами и мотивами объяснить нельзя! Он – авторитет у блатных, с тяжелым и жестким характером и не слишком верящий в законы гуманизма. Она – маленький серенький воробушек, выпускница педагогического техникума и скромный труженик детской библиотеки. К моменту их встречи возраст её был по тем меркам уже на грани перехода в разряд старой девы.
Понятно дело, что никаких ярких фирменных тряпок и вызывающих украшений мама не носила. И носить не могла за неимением таковых. Из-за полного отсутствия возможностей приобрести их. Самые скромные джинсы по тем временам стоили бы ей в два месячных оклада. Максимум, что она могла позволить – золотые сережки от бабушки, полученные в наследство.