Бандитская дива

Он проводил гостью до самых ворот, принял приглашение на обед и повернул назад. На крыльцо вышел Самойленко. Сигарету он держал в двух пальцах, но при приближении Игната спрятал ее в ладони и вытянулся чуть ли не в струнку. Чувствовал он, что у Игната нехорошие на него планы, старался выслужиться. И о Баштане с его сворой ни слова, как будто в поселке никто никого не обкладывал данью. А ведь Баштану на его воровской общак платили все, до кого он мог дотянуться своими длинными руками. Спекулянты с рынка платили, в смысле коммерсанты, цеховики, а сейчас еще и кооператоры с их двойной бухгалтерии, частным таксистам доставалось. Мзда бралась со всех теневых доходов, в государственные структуры воры пока не лезли, но все еще впереди. Если, конечно, не обуздать аппетит мафии и ее приспешников, таких, как, например, лейтенант Самойленко.

Самойленко ни о чем не спрашивал, но на Игната смотрел выжидательно, в готовности исполнить любой приказ. И задание он получил. Игнат в нескольких фразах описал инцидент на Виноградной улице, в режиме «испорченного телефона» описал приметы преступников и велел поставить в известность все патрульные группы. Самойленко разволновался так, как будто от выполнения задачи зависела его жизнь.

Домой на обед Игнат отправился пешком. Он был в форме, которая мешала ему в свое удовольствие заглядываться на мимо проходящих девушек. А горячих штучек хватало, одна красотка прошла ему навстречу в коротких до невозможности шортах, Игнат едва удержался от искушения оценить загар на ее ягодицах. Ему хотелось и на девицу глянуть, но главное, разведать обстановку у себя за спиной. Вдруг за ним плетется «хвост», а еще Баштан мог отправить по его душу «торпеду». Подойдет какой-нибудь смазливый, пряничного вида паренек со спины, высморкается, а вместе с тем вставит перо под ребро. И спокойно растворится в толпе, оставив жертву умирать.

А Баштан вполне мог приговорить Игната к смерти. Хотя бы с подачи Котляра. Отомстить Игнату — раз и два — освободить место для Самойленко, который вполне комфортно чувствовал себя временно исполняющим обязанности начальника отделения. Тот же Самойленко и мог заказать Игната.

Жуков шел, стараясь не оглядываться, он полагался на чутье, которое выработалось у него за годы службы в уголовном розыске. А чутье молчало, спина никак не реагировала на приближение опасности, он спокойно свернул с Курортной на улицу Кочубея, выпил стакан газировки из автомата, заодно глянув по сторонам, прошел мимо базы отдыха, студенческого оздоровительно-спортивного лагеря, оставил позади пешеходный мост через мелкую реку с широким руслом, а там и Виноградная улица.

В первом по счету доме жила Зойка, второй дом принадлежал его матери, а третий — ему самому. Дальше дом Ерогиных, в котором теперь жили совсем другие люди. Не смогла мать Давида жить среди людей, знавших, какое чудовище она воспитала. Давида еще не расстреляли, а она уже съехала, продав дом. И мать Лии тоже уехала, нет ее здесь, и это даже хорошо. Игнат чувствовал за собой вину, он ведь мог уберечь Лию, но не уберег. Знал, что ей угрожает опасность, ходил за ней как ниточка за иголочкой, но все-таки прозевал момент. Давид появился ночью, Лия всего на пару минут вышла из дома, и на этом жизнь ее закончилась.

Лешка сидел за столом под виноградником у летней кухни. Он клевал носом, вяло махая опахалом из мятых листьев грецкого ореха. Считалось, что это верный способ отогнать от стола мух. Только их почему-то меньше не становилось.

— Мух кормишь? — спросил Игнат, инстинктивно глянув по сторонам.

В этом доме убили дядю Валю и тетю Вику, во дворе — Лию. И сам Лешка получил удар ножом в живот, правда, не от Давида. Талый метил в Игната, а попал в Лешку. К счастью, нож вошел неглубоко, вылечили быстро.

Лешка вздрогнул, медленно поднял глаза, но поднялся быстро. Вид у него похмельный, видно, еще вчера закладывал, а к утру проспался. Но на забулдыгу Лешка уже не похож. И одет прилично, и лицо здорового цвета, щеки сытые, розовые. А ведь четыре года назад Лешка даже не на краю бездны стоял, а падал в нее. Зойка его из болота вытащила.

— А-а, Игнат! — Он распахнул объятия, но сам же себя и осадил. — Товарищ капитан милиции!

— Не юродствуй, не на ярмарке, — качнул головой Игнат.

— Зойка говорила, что ты пить мне запрещаешь.

— Я запрещаю тебе Зойку обижать. Могу сказать почему. Если ты совсем тупой.

— Да не тупой… И завязать хочу. Так, чтобы окончательно.

— Сказку о царе Салтане помнишь? Царевна там была.

— Что, пить бросила?

— В бочку посадили. И я тебя в бочку закатаю. — Игнат кивком указал на дом, в подвале которого хранились запасы вина. — Самую маленькую выберу. И голым в Африку. На пятнадцать суток. Не веришь?

— Может, поспорить еще предложишь? — кисло сказал Лешка. — На двести рябчиков.

Из летней кухни вышла Зойка, увидела Игната, молча кивнула, дескать, сейчас, и снова скрылась из вида.

— Я это бычье еще найду! — зло скривился Лешка. — Сам их на двести рябых поставлю!

— Я смотрю, сильно тебя головой ушибли, — хмыкнул Игнат.

— Козлы залетные!

— Точно залетные?