Бандитская Россия

С 1827 по 1846 годы через тобольский приказ прошли 159 755 человек, в т. ч. за бродяжничество - 48 568; за воровство и мошенничество - 40 680, за смертоубийство - 14 531; за разбой и грабеж - 5068; за святотатство - 1493; за фальшивомонетничество - 1301 [25].

К концу XIX века в России было 895 тюрем, в которых на 1 января 1900 года содержалось 90 141 человек. В 1915 году количество российских тюрем увеличилось до 975.

В 1853 году в Петербурге на полмиллиона населения приходилось 5 убийств, 6 грабежей и 1260 краж и мошенничеств. Примерно та же картина наблюдалась и в Москве. Об удовлетворительном положении в области охраны правопорядка свидетельствуют пометки, которые Николай I оставлял на некоторых докладах МВД: «Читал с удовольствием».

Столичная полиция неплохо справлялась со своими обязанностями. Возможно, это во многом объяснялось тем, что здесь работал И. Д. Путилин [26] - личность легендарная и замечательная.

Начав с должности канцелярского писца, благодаря своему усердию и таланту Путилин станет гениальным сыщиком, без участия которого не расследовалось ни одно дело. Ещё будучи помощником надзирателя при Нарвской части, Путилин сумел обезвредить банду душителей, которая наводила ужас на петербуржцев с зимы 1855 года. Не проходило утра, чтобы за ночь не объявлялось о новом преступлении. «Конец 1856-го и начало 1857 года можно было назвать в буквальном смысле ужасными, - писал он в своих записках. - За два месяца полиция подобрала одиннадцать тел голых, замерших со страшными веревками на шее. Во всех случаях это были легковые извозчики или случайные прохожие» [27]. Мы не станем пересказывать дальше эту страшную историю, адресуя читателя к запискам самого Путилина, которые весьма занимательны и не менее интересны, чем романы Л. Юзефовича об этом сыщике («Дом свиданий», «Костюм Арлекина» и «Князь ветра»). Скажем только, что раскрытие этого дела стало для Путилина триумфом, после которого ему стали давать самые ответственные поручения.

В августе 1858 года на Парголовской дороге Путилин и сам подвергся нападению. Его легкий кабриолет был атакован разбойниками, которые по внешнему виду напоминали чертей, как их изображают на дешевых картинках, - рожи их были совершенно черны, а под глазами и вокруг рта нарисованы красные полосы. Сыщику пришлось отдать этим «чертям» кошелек, золотую цепочку и часы, и лишь то, что ограбление пришлось на престольный праздник, помогло ему избежать верной смерти: преступники не захотели марать руки в день Успения Пресвятой Богородицы.

Часы и цепочку Путилин сумел-таки вернуть, когда задержал «чертей». В шайку входило четыре человека. Это были уволенные в запас, которые, промотав выданные им деньги, решили попытать счастье на большой дороге, чтобы вернуться на родину с капиталами. «Нам бы только запугать насмерть, чтоб потом в полицию не доносили. Ведь на нечистую силу не пойдешь же квартальному заявлять», [28] - признавались они потом. Так и доигрались до арестантских рот.

Вспоминая в записках начало своей полицейской карьеры, Путилин с грустью называет это время «расцветом разбойничества и сумерками полицейско-сыщнической власти». Успехи полиции в те годы объяснялись, скорее, энтузиазмом отдельных её представителей. Очевидно, всеподданнейшие доклады, которые с удовольствием читал Николай I, были далеки от реального положения дед.

Что воля, что неволя - все одно

Либеральные реформы Александра II спровоцировали рост преступности. Освободив крепостных, власть обязала их платить слишком большой выкуп за слишком малый надел земли, поэтому желанная свобода обернулась для крестьян нищетой. Вчерашние крепостные, оторванные от привычного жизненного уклада, отправлялись на заработки в город, где, окунаясь в непривычную для себя среду, нередко превращались в маргиналов и давали волю агрессии. Почувствовав вкус к свободе, они не желали возвращаться в прошлое, все усилия правительства вернуть народ к прежним порядкам вызывали лишь волну протеста. Джинн был выпущен из бутылки: расширяя рамки дозволенного, великие реформы способствовали развитию отклоняющегося поведения. Своевольный русский человек и сам порой признает, что принудить его к порядку можно лишь строгими мерами. Существует весьма характерный рассказ о крестьянине, который весной, несмотря на запреты, переходил Неву по тонкому льду и стал тонуть. Городовой спас его от гили, но вместо благодарности тот разразился упреками: «Чего смотрите.» На слова городового «Я же тебе кричал» крестьянин произнес фразу весьма примечательную: «Кричал! Надо было в морду дать!»