Бандитская Россия

Пожалуй, именно процесс над Засулич, когда под овацию публики она была вчистую оправдана присяжными, стал пресловутым Рубиконом, после которого политический терроризм окончательно утвердился на русской почве.

Сочувствие толпы революционеры расценили как «вотум доверия» и принялись действовать с удвоенной энергией: отложив малоэффективные стволы, взялись за бомбы. От которых шума, во всех смыслах, на порядок больше.

И вот уже народоволец Халтурин устраивает взрыв в Зимнем дворце. И вот уже год спустя Гриневицкий бомбой исправляет «косяк» своего товарища: 1 марта 1881 года несчастный, затравленный, как зверек, император погибает. Проходит ровно шесть лет, день в день, и в Петербурге за подготовку покушения на Александра III берут под стражу народовольца Александра Ульянова. И это отнюдь не мистическое совпадение, а заранее просчитанный, особый цинизм. Культовая для бомбистов дата 1 марта стала таким же «активно отмечаемым праздником», как, к примеру, 20 апреля для современных нынешних «скинов». По приговору Ульянова отправляют на виселицу, и его младший брат эмоционально реагирует на казни своим крылатым: «МЫ ПОЙДЕМ ДРУГИМ ПУТЕМ!»

И ведь дошли-таки! Причем всего за каких-то три десятка лет, что по меркам истории - пшик, малый полувздох. Вот только Ульянов-младший в запальчивости немного слукавил. Этот конечный пункт прибытия оказался другим, однако лучшего метода «ускоренного политического переустройства», нежели метод политического террора, с тех Пор так никто и не придумал. Именно «ускоренного», потому что во все времена находятся те, кому хочется «не частями, а сразу».

Вот что, к примеру, писал молодой Ильич в 1905 году: ««…Японцы оказались сильнее русских отчасти и потому, что они умели во много раз лучше обращаться с взрывчатыми веществами. И эти, общепризнанные теперь во всем мире мастера военного дела, японцы, перешли также к ручной бомбе, которой они великолепно пользовались против Порт-Артура. Давайте же учиться у японцев!… Изготовление бомб возможно везде и повсюду. Оно производится теперь в России в гораздо более широких размерах, чем знает каждый из нас (а каждый член Социал-демократической организации, наверное, знает не один пример устройства мастерских). Оно производится в несравненно более широких размерах, чем знает полиция (а она знает, наверное, больше, чем революционеры в отдельных организациях). Никакая сила не сможет противостоять отрядам революционной армии, которые вооружаются бомбами, которые в одну прекрасную ночь произведут сразу несколько таких нападений… За работу же, товарищи!»[37]

И работа закипела! Согласно официальным полицейским отчетам, только в период с февраля 1905-го по май 1906 года на территории Российской империи в результате террористических покушений были убиты (либо ранены) 1273 человека. Вот вам и весь «другой путь»…

В августе 1880 года III отделение, созданное после восстания декабристов как средство борьбы с инакомыслием, было упразднено. По сути, заслужившее недобрую славу ведомство Бенкендорфа играло роль тайной полиции, шеф едва ли использовал по назначению белый платок, якобы подаренный ему Николаем I,[38] но с ликвидацией его ситуация вряд ли изменилась к лучшему. Волна революционного террора набирала силу, что требовало дальнейшего укрепления Полиции. Сыскные части, которые были сформированы в Москве, Варшаве, Киеве, Риге, Одессе, Баку, Ростове, Тифлисе, Севастополе и Лодзи, разрывались между бомбистами и классическими уголовниками, а в результате, не преуспевая ни в том ни в другом, были не в состоянии остановить разгул преступности.

«Цыцкная» и фартовые

По необъятным сибирским просторам шатались ссыльные и беглые каторжники. Огромная протяженность территории, слабая её заселенность способствовали криминальной напряженности. С 1873 по 1883 год количество правонарушений в Томской губернии увеличилось почти в пять раз (с 826 до 4001). Основным видом преступления здесь были не кражи (число которых только в два раза превышало число убийств), а грабежи и разбой. Практически незащищенные жители края оказывались с разбойниками один на один, что формировало представление о вседозволенности и неподсудности.

Беглые и освобожденные каторжники стали проклятием и Дальнего Востока. В 70-х годах XIX века во Владивостоке, население которого едва превышало 3000 человек, насчитывалось около 300 ссыльнокаторжных. Немудрено, что и дня здесь не проходило без грабежей и краж. В 1891 году, с Началом строительства Сибирской железнодорожной магистрали, которую строили каторжане, обстановка в городе и окрест его ухудшилась до того, что Владивосток оказался на грани осадного положения. Полиция была бессильна предотвратить насилие, и местные жители защищались как умели. С наступлением темноты люди выходили из дома только вооруженные револьверами, окликая друг друга за десять шагов; если встречный отказывался уступать дорогу, в него стреляли.