Бандитская Россия

Крестьяне полностью находились под властью конокрадов. К этому их принуждала почти полная угнетенность, беззащитность от злодейского произвола и убеждение в тщетности борьбы с конокрадством. Тесное сношение с другими преступными элементами, деловая, правильно организованная связь между руководителями и агентами за тысячи верст, выработанная временем история конокрадства придавали обществу конокрадов характер государства в государстве. Сложная система влияния на население, тщательное знакомство с его характером и слабыми сторонами, умение производить давление на власти, которые всевозможными способами, начиная от страха и кончая всяческими благотворениями, делают «ручными», - все это давало конокрадам трудносокрушимую силу.

Общество конокрадов не ограничивалось только похищением лошадей. Они совершали разные преступления против чужой собственности. Побывав в Сибири и на каторге и сбежав оттуда, многие конокрады становились инициаторами ночных грабежей, разбойничьих нападений с оружием в руках. И редкий случай обходился без кровопролития.

В 1899 году в Юго-Западном крае было обнаружено более 60 человек, составлявших часть знаменитой смелянско-муровецкой шайки, состоявшей главным образом из евреев. Главарями были бывшие каторжники или сибиряки. Муровецкая шайка оперировала в районе, состоявшем из 6 губерний края, и даже прославилась своими убийствами в Харьковской губернии. Цыгане не совершали сотой доли того, что проделывала смелянско-муравецкая шайка. Она в каждом городе, в каждом местечке имела своих агентов. Оповещенные наводчиками члены шайки из разных мест края съезжались для совершения преступления. Дерзость и жестокость разбойников были удивительны, они душили, стреляли и резали людей. Эти же злоумышленники производили за плату поджоги.

Хотя в прежние времена конокрадство преследовалось довольно сурово (в России XVII века его ставили по наказанию наряду с политическими преступлениями, а виновных казнили, рубили руки, стегали плетьми), тем не менее, больше всего конокрады боялись не суда, а быть пойманными мужиками… Их страшил самосуд… Конокрадов убивали без жалости: вбивали кол в горло, оскопляли, прижигали раскаленным железом, выжигали глаза…

Впрочем, понятно, что в эпоху стремительно наваливающегося прогресса, отнюдь не конокрады представляли собой элиту уголовного мира. На криминальном топе в ту пору были мошенники, одни из которых обманывали государство, а другие дурачили частных граждан. Эти последние в свою очередь делились на фармазонщиков, басманщиков, менял, женихов и пр. Среди российских мошенников весьма популярны были карточные шулера. Немногочисленную, но хорошо организованную и технически оснащенную группу представляли фальшивомонетчики. Мощным резервом дореволюционной российской преступности являлись профессиональные нищие - Иваны, родства не помнящие. Они преимущественно состояли из маргиналов, которые прибегали к различным уловкам, чтобы вызвать сострадание у окружающих.

Наконец, в ту пору в быт профессиональных преступников входят доселе малоизвестные наркотики: «Перебиты, поломаны крылья, / Серой болью всю душу свело. / Кокаина серебряной пылью / Все дороги мои замело». Причем ушлые мазурики в больших городах тут же нашли им не самое тривиальное применение, В данном случае речь идет не о сбытчиках дурманящего зелья (с ними-то как раз все понятно), а о преступниках, использовавших последствия наркотического эффекта для совершения краж и Грабежей.

К тому времени Россия вступила в краткую, но при этом очень Яркую и надолго запомнившуюся следующим поколениям эпоху модерна, одним из атрибутов особой эстетики которой стало повальное увлечение наркотиками. Потребление морфия, опиума, курение гашиша на светских раутах, богемных вечеринках и просто в домашних компаниях сделалось вполне обыденным явлением. Встревоженная повсеместным падением нравов общественность, как водится, забила в набат. К примеру, великий гуманист Лев Николаевич Толстой отреагировал на распространение пагубной привычки своим трактатом «Для чего люди одурманиваются?». Особо не вникая в физиологическую составляющую этой проблемы, живой классик сосредоточился на психологии явления. «Нельзя не понять того, - писал Толстой, - что употребление одурманивающих веществ в больших или малых размерах, периодически или постоянно, в высшем или низшем кругу вызывается одною и тою же причиной - потребностью заглушения голоса совести, для того чтобы не видать разлада жизни с требованиями сознания». Что ж, в подавляющем большинстве случаев так оно и было. Однако имелась в те годы и другая, особая категория людей, у которой с «голосом совести» было все в порядке, а посему к наркотикам они подходили с сугубо прагматичных позиций.