Большевикам в это нелегкое время приходилось изыскивать деньги на проведение революции. Учитывая тот факт, что в дореволюционной России партийная работа не оплачивалась, они вынуждены были прибегнуть к тому, что называлось экспроприацией, но соответствовало банальному ограблению. Одну из самых удачных таких операций в июне 1907 года провернули Тер-Петросян (легендарный Камо) и Иосиф Джугашвили: десятки людей на Эриванской площади были в клочья разорваны бомбами, но деньги, предназначавшиеся для Государственного банка, достались партии. С 1889 по 1908 год количество зарегистрированных уголовных преступлений сократилось, но это, очевидно, свидетельствовало лишь о том, что полиции было явно не до уголовников: все силы были брошены на борьбу с революционерами. После поражения первой русской революции многие лихие боевые дружины превратились в шайки обычных грабителей. За идейных анархистов выдавали себя различные «Мстители», «Черные вороны», «Кровавые руки» и «Лиги красного шнура». Несмотря на экзотические названия под ними скрывались заурядные налетчики. Чтобы подавить этот разгул преступности, необходимы были срочные меры. В 1908 году принят закон «Об организации сыскной части», согласно которому сыскные отделения создавались в 89 городах России. Начальником сыскной полиции Москвы становится А. Ф. Кошко[43]
, которого по праву называли «самым главным сыщиком России» и «русским Шерлоком Холмсом».Известность Кошко принесло раскрытие кражи в Успенском соборе Кремля, случившейся весной 1910 года. На рассвете дежуривший у кремлевской стены часовой услышал звон разбиваемого стекла и заметил, как из узкой бойницы пытается выбраться наружу человек. После произведенного выстрела неизвестный скрылся. Когда явилось встревоженное духовенство и собор наконец открыли, то обнаружилось неслыханное злодеяние. Древняя святыня Руси - икона Владимирской Божьей Матери - была осквернена: с её золотого оклада исчезли драгоценные камни, в числе которых был огромный изумруд. Узнав о случившемся, Николай II распорядился немедленно найти преступника.
Честь сыскной полиции была поставлена на карту. Кошко, убежденный в том, что злоумышленник прячется где-то внутри, упросил митрополита отменить богослужение, но тщательный осмотр собора не давал никаких результатов. Прошло два дня. Владыка нервничал, нервничали собравшиеся возле собора люди. Кошко ждал и с трудом упросил митрополита дать ему ещё одни сутки. К тому времени он уже не сомневался в том, что грабитель прячется за иконостасом и ждет того момента, когда собор откроется, чтобы слиться с толпой. Так оно все и было. Ночью вор попытался выбраться и был схвачен сыщиками. Им оказался худенький подросток, похожий на призрака. Покрытый толстым слоем пыли, он едва держался на ногах от голода и жажды. Кошко вывел неудачливого грабителя через черный ход, привез его в сыскное отделение, где вора помыли, переодели и накормили. Слопав две порции щей, пару отбивных и огромную булку, он обрел дар речи и назвался Сергеем Семиным, учеником ювелира. Украденные камни он спрятал в заранее облюбованном месте - под одной из гробниц, да так ловко, что, кроме него, никто не сумел бы их найти. Суд присяжных учел чистосердечное признание Семина, но приговорил его к восьми годам каторжных работ.
Святотатство по закону каралось строже, чем убийство. Правда, к Александру Костанскому, который в феврале 1903 года совершил дерзкую кражу из Исаакиевского собора, присяжные оказались более снисходительны. Отсутствие в иконостасе образа Спаса Нерукотворного было замечено во время утренней уборки собора. Оскверненную икону нашли возле клиросной решетки, её золотая риза и алмазный венец из 35 бриллиантов исчезли. Преступление раскрыли быстро, потому что жена Костанского сама пришла в полицию. Ей показалось подозрительным, что муж, который уже 4 года жил отдельно от нее, заявился к ней ночью с испачканным кровью узелком и попросил приюта. Вопреки обыкновению он был трезв, а утром, заняв у жены 1 руб. 70 коп., уехал к матери в Новгородскую тернию. Там его и задержали. В содеянном Костанский сознался не сразу. Сначала паясничал и утверждал, что в узелке была бутылка наливки, которую он купил в подарок жене по случаю её недавних именин, но выпил сам, поскольку та встретила его недружелюбно. Странной личностью был потомственный гражданин Александр Костанский. Происходил из духовного звания, но любил толковать о Шелли. Учился в семинарии, но был неверующим. Работал в театральной дирекции, потом писарем, но нигде не уживался по причине беспробудного пьянства. Пил его отец, пила мать.