Бандитская Россия

Одни не могли сдаться властям, поскольку по законам военного времени их ожидал трибунал. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР, в местностях, объявленных на военном положении, все дела о преступлениях, направленных против «обороны, общественного порядка и государственной безопасности», передавались на рассмотрение военных трибуналов. Таким образом, трибуналам, в частности, стали подсудны уголовные дела об убийствах, разбоях, незаконном хранении оружия и т. п. Другие не могли (либо не хотели) работать, но при этом хотели получать продуктовые карточки.

Третьи просто жили, руководствуясь бесхитростным принципом «кому война, а кому - мать родна». Так или иначе, всем им оставалось только одно - выживать, промышляя воровством и разбоем. А учитывая тот факт, что помимо прочего в их ряды ежедневно вливались сотни несчастных, доведенных до отчаяния людей, которых война в буквальном смысле слова поставила на грань выживания, нетрудно понять, что масштабы преступности военной поры доселе не имели аналогов в России. Чуть особняком в этом плане стоял героический блокадный Ленинград.

Вообще о блокаде у нас принято говорить хорошо или не говорить вовсе. Каждый год, вспоминая события Великой Отечественной войны, мы со всех экранов слышим о подвиге ленинградцев - и воображение рисует людей с волевыми лицами, стойко сохраняющими моральный облик. И таких ленинградцев действительно было немало. Но были и те, кто ради собственного выживания встал на путь преступления.

Блокада стала испытанием эсхатологическим. Бог был отменен вместе с надеждой, остались рефлексии на физиологическом уровне. Многие не выдержали. Матери спасали детей, скармливая им своих младенцев, а в это время государственная машина продолжала работать. Людей задерживали за анекдот, светомаскировку, за то, что нам сейчас и не понять. Составляли протоколы, подписывали их, как должно, вызывали адвокатов, надзиратели в тюрьмах заполняли надлежащие формы, велась служебная переписка, прокуратура опротестовывала некоторые приговоры трибунала. Отличало работу карающего органа лишь отсутствие чернил - писали карандашом - да листы бумаги, на обратной стороне которых можно ныне разглядеть обойный рисунок или план топографической карты из учебника средней школы. Не было не только хлеба, но и бумаги. Зато с бдительностью, помноженной на требовательность войны, в начале которой рушились кажущиеся незыблемыми устои коммунизма, все было хорошо. НКВД и трибуналы работали бесперебойно. И то, что ныне вызвало бы ухмылку, тогда обращалось в арест с предсказуемой смертью. Хотя смерть была предсказуема и вне стен тюрьмы.

8 октября 1941 года из взятого в кольцо Ленинграда на барже через Ладогу был отправлен последний этап, состоящий из осужденных и подследственных, общей численностью 2,5 тысячи человек. Людей переправляли на Большую землю для дальнейшего этапирования в тюрьмы и лагеря Сибири, главным образом в Томск.

Условия перевозки для запертых в трюме баржи заключенных были невыносимыми. Помимо этого во время авианалета баржа была просто брошена буксиром, после чего в течение почти целой недели её мотало по Ладоге. Все это время заключенные находились в духоте и скученности, без воды и пищи. По свидетельству очевидцев, тех, кто в отчаянии пытался выбраться наружу, дабы глотнуть свежего воздуха, конвой безжалостно расстреливал из пулеметов. А в самом трюме свирепствовали устроившие резню профессиональные уголовники. В результате до Томска добрались только 1750 человек, остальные заключенные погибли. Часть трупов была выброшена за борт ещё на Ладоге, другие были перегружены на речную баржу и захоронены в общей яме на берегу реки Сясь. Но вот канцелярская машина и на этот раз сработала без сбоев: тюремные дела всех двух с половиной тысяч заключенных благополучно добрались до Томска. Соответственно, почти в 750 из них появилась стандартная казенная справка, датированная ноябрем 1941 года и подписанная начальником Томской тюрьмы № 3: «В порядке эвакуации от военного конвоя из города Ленинграда в тюрьму № 3 г. Томска поступил этап заключенных и с ними личные тюремные дела, среди которых было сдано дело заключенного… Однако заключенный … в тюрьму доставлен не был; что с ним произошло в пути следования, для тюрьмы неизвестно, и никаких данных о нем конвоем не передано». Машинистке оставалось всего лишь впечатать имя.

В самом блокадном Ленинграде криминал не только никуда не исчез - он стал ужаснее, потому что банальное хищение продовольственной карточки означало для её владельца неминуемую мучительную голодную смерть. Напомним, что с сентября по ноябрь 1941 года нормы выдачи хлеба снизились в пять раз, люди умирали от голода. И воровство продуктов превратилось в самое страшное преступление. Вот лишь несколько примеров. В декабре 1941 года группа преступников ограбила магазин № 42 Смольнинского райпищеторга. Добыча у хищников была богатая: хлеба - на 300 человек, мяса - на 259; рыбы - на 1910; сахара - на 556; масла - на 351; крупы - на 114 человек…