Раннее утро, людей на улице не было, только белая пелена тумана простиралась вдаль. Туман стелился по земле, плотно окутывая деревья и дома, единственным красным пятном среди» этого серого однообразия выделялась его машина. Стальной хваткой правой руки Нюма вцепился в старенький потертый кожаный чемоданчик с долларами. Сердце гулко стучало — еще бы, такая ответственность. Вдруг внезапная боль в паховой области чуть не повалила его на асфальт. Он опустился на колено, не выпуская из руки чемоданчика. Дотащившись до своей машины и открыв дверь, он буквально упал на сидение. Подхваченная недавно болезнь нанесла свой предательский удар в заветное для любого мужчины место, да еще в самый неподходящий момент. Вчера он должен был заехать за результатами своих анализов к известному на весь город профессору, врачу-сексопатологу Файтельбергу-Бланку, но весь вчерашний день ушел на решение финансовых вопросов. Его не очень заботило то, что ушел из жизни прогрессивный вождь Советского Союза, а также крупнейший коллекционер автомобилей, наград и медалей. Что вся страна, да что там страна? — весь мир должен быть погружен в траур. Ведь со вчерашнего дня с экранов телевизора исчезли все развлекательные программы, в барах и ресторанах запретили веселиться, петь песни, а по радио передавали только концерты симфонических оркестров, от этой музыки становилось тоскливо на душе, даже погода, и та нагнетала скуку. А теперь еще и это.
Накатившая боль внезапно утихла, Нюма перевел дух и выпрямился в кресле. Положив чемоданчик рядом на сидение, он вставил ключ, и включил зажигание. Пока машина прогревалась, молодой человек принимал решение: как говорится дела делами, а здоровье прежде всего. Придя к такому выводу, он развернул автомобиль и поехал на ул. Богдана Хмельницкого (Госпитальную), к профессору.
Виктора Рафаиловича Нюма знал уже несколько лет, с тех самых пор, как профессор не по своей воле оставил кафедру и начал заниматься частной врачебной практикой. Отношения их были доверительными. Нюма помогал ему приобрести подешевле самые настоящие импортные вещи, а не сделанные на Малой Арнаутской. В ответ на это доктор оказывал, по мере своих возможностей, помощь ему и его друзьям и был среди них уважаем.
Нюма знал, что Виктор Рафаилович на ногах с самого утра, поэтому ранний визит его не удивит. Припарковав машину во дворе, он направился по знакомому адресу.
Виктор Рафаилович встретил гостя любезно. Это был невысокий плотного телосложения пятидесятилетний мужчина, исполненный силы духа и оптимизма. Одет он был, как и свойственно врачам, в белоснежный накрахмаленный медицинский халат, обут в тапочки того же цвета. Поздоровавшись с Нюмой, профессор сказал:
— Добегались вы, молодой человек. Знайте, что все болезни от нервов одни только венерические от удовольствия, а за удовольствия, мой мальчик, приходится платить. У меня для тебя две новости: хорошая и плохая, с какой начать?
— Наверное начнем с плохой, — обреченно выдавил пациент.
— Медленно подняв тяжелые роговые очки, Виктор Рафаилович направил указательный палец в потолок и деловито произнес:
— Veneritus gonokokus.
У ничего не понимающего Нюмы выступила на лбу легкая испарина. С дрожью в голосе пациент выдохнул:
— Это не смертельно?
— Для кого как, — у Рафаиловича в глазах заиграли веселые искры. Маяковский, например, от такой болезни застрелился, но вам это не грозит. Так как у вас есть я и ваши деньги. — Затем профессор добавил:
— Мой мальчик, не отчаивайтесь, могу вас обрадовать: эта болезнь излечима, но требует продолжительного ухода и дополнительного финансового вложения. Я распишу вам курс лечения и требую неукоснительно его соблюдать.
Свое дело он знал хорошо… Вытащив иглу из Нюминой ягодицы и по-дружески похлопав по месту укола, Виктор Рафаилович, улыбнувшись, произнес:
— Мой мальчик, шар в лузе, — ваше лечение началось. — Присев за письменный стол, доктор привычной размашистой рукой начал выписывать рецептурную шифрограмму, понятную только ему и его коллегам. — Хочу вас видеть через три дня, — и, положив рецепт перед остолбеневшим пациентом, добавил: — Принимать, как доктор прописал…