Бандиты эпохи СССР. Хроники советского криминального мира

Поэтому 18 августа 1983 года из ведения Прокуратуры и КГБ Узбекской ССР «узбекское дело» было передано в руки Прокуратуры СССР, которая в том же месяце прислала в республику бригаду следователей во главе с Тельманом Гдляном. Его кандидатуру выбрали, видимо, потому, что он хорошо зарекомендовал себя ещё на одном «заказном» деле. Имеется в виду «дело Хинта», которое разворачивалось в Эстонии в 1981–1982 годах.

Йоханес Хинт был известным учёным и изобретателем дешёвого строительного материала – силикацита, за который он был удостоен Ленинской премии. Однако этот материал был невыгоден «цементному лобби» – столичным ученым, которые занимались разработкой бетона – и они попытались задавить своим авторитетом и связями эстонца. Но не получилось. Хинт продолжал возглавлять соответствующий НИИ, а потом и конструкторское технологическое бюро «Дезинтегратор», стал доктором наук и лауреатом Ленинской премии, получил орден Трудового Красного Знамени. При его участии началось строительство силикальцитных заводов, из нового материала возводили дома во многих городах Советского Союза, а также в Италии, Австрии, Японии и других странах, использовавших по лицензии разработанную Хинтом технологию. Однако в 1980 году в Эстонии сменилось партийное начальство и это пагубно сказалось на судьбе учёного – против него завели уголовное дело, обвинив в хищениях в особо крупных размерах. Среди обвинений значилось: продажа на Запад советских секретов (под это определение попала работа по 14 направлениям в советско-австрийском предприятии) и разбазаривание народных средств (кроме выплат повышенных премий, это еще и покупка современного оборудования). Причём поначалу дела у следователей шли туго, но осенью 1981 года в Таллин прислали Тельмана Гдляна, который и довёл это расследование до конца.

Обратим внимание, что среди обвинений, предъявленных Хинту, значилась не только продажа секретов, но и антисоветская пропаганда. Он написал некий трактат под названием «Трагедия честных людей ХХ века». Поэтому к этому делу был привлечён и КГБ. То есть, Гдлян уже тогда работал в тесном контакте с госбезопасностью, что, видимо, и стало поводом к тому, чтобы андроповцы обратили на него внимание и отрядили его в Узбекистан в качестве руководителя следственной группы по «узбекскому» делу.

А что касается 69-летнего Хинта, то его осудили на 15 лет тюрьмы, однако в заключении он пробыл меньше двух лет. И в 1985 году скончался в тюремной больнице. В конце 80-х эстонские власти его реабилитировали.

Но вернёмся в Узбекистан образца августа 1983 года.

В союзной Прокуратуре «узбекское дело» курировал Герман Каракозов – тоже армянин. К этому списку следует добавить еще и Альберта Карташяна – первого заместителя Гдляна (с декабря 83-го). Таким бразом, вместо одного армянина (Левона Мелкумова) «узбекское дело» было доверено сразу трём. Естественно, возникает закономерный вопрос о том, почему это дело вели именно представители данной национальности? Судя по всему, суть была в следующем. В Узбекистане проживала большая армянская диаспора (более 40 тысяч человек), значительная часть которой была вовлечена в «цеховой» и другие нелегальные бизнесы. Чтобы в ходе «узбекского дела» этот бизнес не пострадал (а если и пострадал, то минимально), перечисленные выше люди и возглавили данное «дело». Короче, и в этом случае было понятно, что Андропов в своей деятельности опирался на определённые влиятельные кланы, которые помогали ему в борьбе за власть.

В том же августе 1983 года в Москву, в ЦК КПСС, был вызван сам Ш. Рашидов. В здании ЦК на Старой площади с ним встретился новый (с апреля) «главный кадровик» партии – заведующий Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Егор Лигачев. В своих воспоминаниях он об этом писал следующее: «Я не изменил давным-давно установившейся у меня привычке принимать посетителей за столом для заседаний, сидя при этом друг напротив друга. И здесь мы сели за продолговатый заседательский стол, стоявший в кабинете. Причем я заранее и не без умысла разложил на нем солидные стопки писем из Узбекистана. Шараф Рашидович, человек опытный, сразу понял, что это за письма. И после первых общих фраз как-то смутился, стал то и дело поглядывать на стопки писем, словно пытаясь угадать, какую угрозу для него таят эти конверты.

Почувствовав это, я вскоре перешел к делу:

– Шараф Рашидович, в ЦК поступает много писем о безобразиях в республике. Люди жалуются, притом основательно, все больше и больше. Мы пересылаем письма вам для проверки, но вы и ваши товарищи отвечаете, что факты не подтверждаются. Трудно в это поверить. Вот посмотрите, сколько писем. А ведь здесь малая-малая толика. ЦК завален письмами из Узбекистана.

Рашидов неуютно заерзал на стуле, даже пару раз привстал с него. Он явно не ожидал такой дерзости с моей стороны, такой прямоты, такой лобовой постановки вопроса. И, моментально взвесив ситуацию, решил перейти в атаку, сразу поставить меня на место. Не отвечая по существу, нахмурившись, тоже в лоб, без всяких церемоний спросил: