Бандиты. Красные и Белые

Начдив не стал разбираться, что произошло и кто виноват. Он коротко бросил Петьке «за мной» и сиганул через забор в соседский двор.

Там уже голосили бабы — соседка и хозяйка че- паевской квартиры.

— Чего орете? — прикрикнул на них Чепай.

— Дети! — захлебывалась в реве соседка. — Ой, де-ети!

Чепай оглянулся на Петьку — не отстает ли, — а потом ринулся прямиком в пылающую избу.

Петька боялся огня пуще пули или штыка, но отставать от командира было стыдно, да и кто поможет Чепаю, если рядом больше нет никого из мужиков? Обжигая руки и сбивая пламя с начинающих тлеть волос, он ворвался в избу. Детский плач доносился из-под печки.

Чепай отодвинул заслонку и крикнул в печь:

— Вылезайте быстрей, окаянные!

Первым вытолкали совсем маленького карапуза, не больше года. Потом выкарабкался малец постарше, его Чепай часто видел скачущим без порток на венике по двору. Последними вылезли две девки-погодки.

— Ты с девками вперед, я с мальцами следом, — распорядился Василий Иванович.

Дети, завывая от ужаса, прижимались к мужикам, мешая двигаться. Василий Иванович каждому отвесил оплеуху и рявкнул, что бросит всех, если не заткнутся. У Петьки сердце разрывалось от

жалости — не то к себе, не то к этим несмышленышам, но тут леща получил он сам.

Девки схватили ординарца за руки и по команде Чепая дружно выскочили сквозь огненный коридор, в который превратились дверь и сени. Чепай поудобнее ухватил мальчишек.

— Дядь, ты меня на лошади прокатишь? — спросил тот, что постарше.

— А то, — весело подмигнул Чепай, — затем и пришел.

На пороге Чепай споткнулся обо что-то горячее и пушистое и вылетел на улицу едва не кувырком. Кот дико мяукнул и выпустил из зубов котенка. Оба животных были без усов и бровей, как, впрочем, и Чепай.

— Ишь ты, герой выискался, — удивился Чепаев. — Как там тебя? Шпунтик?

— Он Васька, дядя, — сказала девка, подбирая опаленного кота.

Василий Иванович посмотрел на Петьку:

— Ты же сказал, что это Шпунтик... или как там?

— Ну не мог же я кота именем командира называть!

— А что за Шпунтик?

— Не знаю. Читал где-то.

— Дурацкое имя для кота.

Спустя минуту дом рухнул, провалился сам в себя, и столб искр взметнулся в сентябрьскую ночь.

Подоспели бойцы с ведрами, баграми, топорами и песком. Огонь больше никуда не перекинулся,

все надворные постройки тоже уцелели. Бабы целовали и обнимали детей, а заодно и Петьку с Че- паевым. Петька млел, а Василий Иванович сдержанно отмахивался.

— Откуда огонь-то взялся, любись он конем? — спросил начдив.

— Да я, дура, пошла корову утром доить, кара- синку от свечи запалила, да и оставила, видать, на краю стола, — повинилась соседка. — Может, кот свечу опрокинул...

— Твой кот у меня спал, разиня. Сама, поди, опрокинула. Ладно, не реви, не звери же мы. Поживем в одной избе, не боись, не обижу.

Пока бабы обустраивали избу под себя, Чепай с Петькой стояли во дворе и никак не могли остыть от перенесенного жара.

— Страшно было? — спросил Чепай.

— Ужасть, как страшно, Василий Иванович, — кивнул Петька. — По мне, лучше под пули, чем вот так, в самое пекло... Чего-то ваш лев не помог...

— В том-то и закавыка. В бою действует безотказно, а если чего другое — никак. Как утюг: гладить удобно, а кашу варить — не получается.

Чепай раскрыл ладонь, и на ней засветился, отражая тлеющие угли пожарища, лев.

— Хотя лично мне он смелости придает, — будто извиняясь, признался Василий Иванович. — Или просто мне кажется?

Мужчины долго стояли на улице, уже остыли и даже начали замерзать, но уходить не спешили: надо было поговорить.

Петька долго чесал в затылке, то открывал, то закрывал рот, не решаясь задать вопрос, но в конце концов вздохнул и спросил:

— Так что ж получается: мы без льва этого и копейки не стоим как вояки? Пока эта зверюга у тебя — мы на коне, а если потеряется? Обидно как-то...

— Пойдем в конюшню, там тепло, — сказал начдив. — Нечего тут...

В конюшне было немногим теплее, Чепай укрылся попоной и уселся на чурбак у входа.

— Я по молодости плотничал, знаешь ведь? Так вот — наладили меня с артелью крест на церкву ставить, на самую верхотуру. Я тогда ничего не боялся, влез за мужиками наверх, а веревкой не обвязался. И, конечно, ухнул вниз. Уцелел, правда, ни царапинки не получил, мне говорили — бог спас. Насчет бога не знаю, но с тех пор я высоты бояться стал, как ты огня. Каждому свой страх даден, чтобы не забывать: мы, люди, не всесильны. Как только страх пропадает, кажется, что все можно. Тут уж держись, такого наворотить можно... Ты курице голову рубил когда-нибудь?

-Ну...

— Баранки гну. И как?

Петька пожал плечами:

— Нормально.

— А людей рубить?

— Так они ж враги!

— Дурак!

— А че сразу дурак-то?!

Чепай заметил, что все еще держит льва в руках, положил талисман в плошку, стоящую на полке, и начал сначала:

— Ты вспомни: вот мать, или отец, не знаю, кто, велели тебе курице башку оттяпать. Взял ты топор, взял курицу. Страшно тебе было?