Бангкок-8

Мне исполнился двадцать один год и я уже работал полицейским, когда навестил Фрица во второй раз. Поехал один, ничего не сказав Нонг о своем визите. К тому времени он сидел в тюрьме уже более одиннадцати лет, и его превращение из молодого обходительного европейца в высохшую развалину вполне завершилось. Он совсем облысел, на голове осталось лишь два клочка волос, а белую сияющую макушку избороздили морщины. Его суперчувствительность к языку тела собеседника создавала впечатление исключительной хитрости, граничащей с безумием. Если я касался уха, чесал нос, кашлял или поднимал глаза к потолку, он реагировал так, будто речь шла о его жизни. Меня погнала в тюрьму прихоть — вечное желание найти отца. Он вышел в цепях из бесконечных глубин решеток в свою половину комнаты для свиданий с надеждой, что явился спаситель, который вытащит его отсюда. Никогда еще двое мужчин при виде друг друга не испытывали такого разочарования. И никогда через пять минут не хохотали до упаду. Его родственники от него отказались, ближайших друзей после его ареста и обвинения в трафике героина взяли под стражу в Германии. На свободу они вышли раньше — Фрица осудили на пожизненное заключение, — но никто из них не пожелал навестить его. Я уходил с убеждением, что я единственный, кто способен спасти его разум.

Через одиннадцать лет я ехал сюда в шестьдесят первый раз, но перед тем, как мы оказались у сторожевой башни, я попросил таксиста остановиться и купил шесть блоков по двести сигарет. Сам Фриц курил местные сорта, но марка «555» считалась в тюрьме ценной валютой. Еще я купил пачку красного «Мальборо» и у тюрьмы снова велел шоферу задержаться, чтобы на заднем сиденье автомобиля кое-что сделать. У Фрица имелись деньги, по тайским понятиям он считался вполне богатым человеком, однако воспользоваться ими в тюрьме было отнюдь не просто. Каждый заключенный, если желал, имел право открыть счет, но сумма, которую можно снимать ежедневно, строго ограничена. Сначала я приносил Фрицу его деньги, которые обменивал на тысячебатовые купюры: я сворачивал их так плотно, что мог просунуть по паре сквозь решетку в зоне свиданий каждый раз, когда приходил его навестить. Но проблема заключалась в том, что в тюрьме требовались банкноты меньшего достоинства. Тысяча батов — сумма просто немыслимая, у сокамерников появлялось непреодолимое желание убить владельца денег, а бумажки забрать себе. Теперь я вытряхнул табак из десяти сигарет «Мальборо», засунул внутрь крепко скрученные стобатовые банкноты, заполнил концы табаком и положился на удачу. До этого мы еще ни разу не попадались. Мое полицейское удостоверение избавляло меня отличного досмотра в тюрьме, но других посетителей, особенно фарангов, обыскивали.

Каждый раз, когда охранник уходил за Фрицем, наступал момент неопределенности. Жив ли он или не выдержал очередных побоев? Не попал ли в больницу с ВИЧ, уколовшись грязной иглой? Не заразился ли от заключенных другой смертельной болезнью? Не амнистировал ли его король? Но вот Фриц появляется, поддерживая тяжелую металлическую цепь на ногах зажатой в левой руке бечевкой, поэтому кажется, что он ведет на прогулку собаку. Официально в «Бан Кван» не заковывают ноги в цепи, но эта весть еще не дошла до охранников в блоке, где содержат Фрица. Он садится по другую сторону решетки, и цепь со звяканьем падает на пол.

Удивительно, но он уже слышал о смерти Пичая и выразил мне соболезнования. Процесс старения, который так бурно начался в первые годы его заключения, внезапно остановился несколько лет назад, словно развивался только для того, чтобы придать ему обличье хитрой рептилии. И теперь он был похож на морщинистую черепаху в возрасте где-нибудь от пятидесяти до двухсот лет. Фриц поблагодарил меня за «555», которые охранник успел проверить и передать ему, и скользнул взглядом по моему лицу. Я понимал, что он не обычный человек и никогда таким не станет, хотя теперь предпочел бы незаметную жизнь одного из миллионов ничем не выдающихся обывателей среднего возраста, которых раньше так презирал. По его нервной настороженности я догадался, что он прочитал мои мысли. И не благодаря какой-то сверхъестественной способности, а развившемуся до невероятной степени умению разбираться в выражении лица.

— Я почувствовал, что ты сегодня придешь. Увидел белую птицу сквозь щель в потолке и понял, что это ты. Видишь, я совсем превратился в тайца.

— Ну, как дела?

Фриц потянул бечевку и побренчал цепью.

— Отлично. Меня повысили — что на это скажешь?

— Произвели в осведомители? Заставили стучать?

Он презрительно фыркнул:

— Обижаешь. Разве я похож на стукача? Наконец поняли, что можно воспользоваться моей немецкой работоспособностью и пунктуальностью, и поставили старшим над нашим маленьким районом красных фонарей.

— Сюда приводят девушек?

Фриц пожал плечами. Он говорил чрезвычайно быстро и громким шепотом, как экспансивный гений или сумасшедший.