Бангкок - темная зона

— Вот к этому я и подхожу. Она работала на Сой-Ковбой, Нана и в Пат-Понге, где была одной из лучших и приносила хороший доход. Затем перешла в клуб «Парфенон». — Лек замолчал и посмотрел на меня.

— «Парфенон», — повторил я, проглатывая застрявший в горле ком. Я заранее догадывался, что такой оборот неизбежен, но это не облегчало наше расследование.

Лек хотел убедиться, что я понимаю, сколько всяких препятствий может возникнуть на нашем пути.

— Ну и с кем ты там разговаривал?

— Я должен был действовать тайно. Не так ли?

— Лек, говори, что ты предпринял.

— Сделал вид, будто пришел наниматься на работу. А как иначе я бы сумел там хоть кого-нибудь разговорить? Стоило признаться, что я полицейский, и вся мужская половина высшего общества Бангкока накинулась бы на тебя.

— Там принимают транссексуалов?

Лек самодовольно выпятил губы.

— А как же? В наши дни ни один бар не может считаться совершенным, если в нем нет таких, как мы.

— Так с кем ты говорил?

— С одной из мамасан низшего уровня. Наплел ей, что Дамронг моя кузина, а я, пользуясь ее именем, пришел искать работу. Она сообщила, что Дамронг работала у них последние два месяца. Сказала, что понятия не имеет, почему она в последнее время не появляется на работе. Решила, что та нашла себе богатого покровителя. Богатые покровители — это то, к чему стремятся все девочки и ребята в «Парфеноне».

— Тебе удалось выяснить, с кем из членов клуба она проводила время? Был в ее жизни кто-нибудь особенный?

— Мне приходилось держаться на уровне слухов, напирая на то, какая успешная у меня кузина. Мамасан не очень распространялась, но обмолвилась, что Дамронг была любимицей двух членов клуба.

— Фарангов или тайцев?

— Один фаранг, другой таец.

— Фамилии узнал?

— Нет. Если бы я начал задавать подобные вопросы, то раскрыл бы себя.

— Справедливо.

— Кстати, та белая, что ехала с нами в такси… у нее что, зреет мыслишка поменять сто сатангов[19] на бат?

— У агента ФБР? Почему ты так решил?

— Она узнала мой телефон в коммутаторе участка, позвонила мне и пригласила вместе пообедать. Сказала, что очень интересуется проблемой изменения пола. Я ответил, что превратиться из женщины в мужчину очень трудно и ничто из того, что предстоит мне, не идет ни в какое сравнение с ее случаем. Но она настаивала и, из уважения к тебе, я согласился.

Я быстро заморгал.

— Когда назначена встреча?

— Завтра.

— Мне нужен полный отчет. — Я старательно избегал встречаться с ним взглядом.

Я хмурился, размышляя, существует ли способ проникнуть в клуб «Парфенон» и при этом не совершить профессионального самоубийства. Спускаясь по лестнице в камеру, я задавал себе вопрос, не станет ли это расследование инструментом, который окончательно выявит мой тайный комплекс жертвы. Из тюрьмы мне передали, что фаранг Бейкер дозрел для допроса.

Он сидел в странной позе на самом конце койки и так крепко прижимался к решетке лбом, словно его приварили.

— Не меняет позы уже несколько часов, — сказал надзиратель. — Перестал есть и пить. Думаю, мы его сломали.

Я кивнул, чтобы он открыл дверь, оставил незапертой, сам скрылся из виду, но был поблизости и прислушивался, на случай если фаранг станет буянить. Когда таким образом разбивают личность человека, нельзя сказать, в какую сторону полетят осколки. Я вошел в камеру, будто в самое нутро психологии ее обитателя — в расплавленную массу его ядерных элементов. Взял за волосы на затылке и оторвал голову от решетки. Он трясся и дергался, как кролик. Я принялся поглаживать его по макушке и по лицу, стараясь успокоить. Фингал под его левым глазом стал меньше, зато потемнел. Бейкер беспомощно посмотрел на меня. Я подвинул стул и сел напротив него.

— Дэн, почему ты здесь?

Он моргнул. Необходимость общаться при помощи речи вывела его из состояния, которое возможно только в одиночестве. Именно одиночество в сочетании с классической панической боязнью тайских полицейских и сломало его. Сначала он что-то шепелявил и невнятно бормотал. Затем я начал разбирать слова.

— Почему я здесь? Потому что вы меня сюда засадили. Потому что вы тайский коп, который ищет козла отпущения. Вам наплевать на истину, правосудие, свободу и демократию. Вы поспешите отправить меня на эшафот, чтобы быстрее взяться за новое дело. К тому же я бежал, и у вас появилось веское основание, чтобы со мной расправиться.

— Что ты знаешь о тайской системе правосудия?

— Я прожил здесь четыре года и многое успел повидать. У вас нет системы правосудия.

— Если у нас все настолько страшно, почему ты до сих пор в Таиланде?

Неожиданно (словно сорвалась лавина, которая копилась в его разгоряченном мозгу, пока он два дня находился в тюрьме) Бейкер быстро заговорил: