Петербургские окна.Сине и темно.Городсноми покоем скован.НОне спитмадам Кускова.Любовьи страсть вернулись к старушке.Кроватьи мечтырозоватит восток.ЕеВолоспожелтелые стружкипричудливосклеилслезливый восторг.С чего этодевушкасохнет и вянет?Молчит…но чувство,видать, велико́.Ееутешаетусастая няня,видавшая виды, —Пе Эн Милюков.«Не спится, няня…Здесь так душно…Открой окнода сядь ко мне»,– Кускова,что с тобой? —«Мне скушно…Поговорим о старине».– О чем, Кускова?Я,бывало,хранилав памятинемалостаринных былей,небылиц —и про царейи про цариц.И я б,с моим умишкой хилым, —короновала бМихаила.Чем братьдинастиючужую…Да тыне слушаешь меня?! —«Ах, няня, няня,я тоскую.Мне тошно, милая моя.Я плакать,я рыдать готова…»– Господь помилуйи спаси…Чего ты хочешь?Попроси.Чтобы тебена насне дуться,дадим свободи конституций…Дайокроплюречей водоюгорящий бунт… —«Я не больна.Я…знаешь, няня…влюблена…»– Дитя мое,господь с тобою! —И Милюковеес мольбойкрестилпрофессорской рукой.– Оставь, Кускова,в наши леталюбитьзадаромсмысла нету. —«Я влюблена», —шепталасноваушкопрофессоруона.– Сердечный друг,ты нездорова. —«Оставь меня,я влюблена».– Кускова,нервы, —полечись ты… —«Ах, няня,онтакой речистый…Ах, няня-няня!няня!Ах!Его же жносят на руках.А как поет онпро свободу…Я с ним хочу, —не с ним,так в воду».Старушкатычется в подушку,и только слышно:«Саша! —Душка!»Смахнувшислезырукавом,взревел усастый нянь:– В кого?Да говори ты нараспашку! —«В Керенского…»– В какого?В Сашку? —И от признаниятакоголицорасплы́лосьМилюкова.От счастияпрофессор о́жил:– Ну, это что ж —одно и то же!При Николаеи при Сашемысохраним доходы наши. —Быть может,на брегах Невыподобныхдамвидали вы?