Банк

Что-то Забелина от этих сегодняшних второвских виражей начало потряхивать.

– Думаю то же, что и перед этим: ты банк создал, это правда. Ты его, если не одумаешься, и развалишь.

– Это с чего бы такое пророчество?

– Пророчество нехитрое. Талантов в свой ровень пугаться начал. Потому и холуев вкруг себя развел немерено.

«Петровские» усики Второва принялись подергиваться в преддверии нарождающейся, но сдерживаемой еще вспышки гнева. Вспышки эти, предупреждаемые характерным подергиванием, проявились, по наблюдению Забелина, после того, как кто-то впервые в льстивом запале сравнил их с усами молодого Петра. И, как подчеркнула по-женски наблюдательная Леночка Звонарева, давно превратились в метод психологического давления: когда Второв желал удержать собеседника от нежелательного, тупикового для него решения, он принимался подергивать губой.

Впрочем, отделить здесь игру от неподдельной реакции было теперь невозможно – в последний раз, будучи на вилле у Папы, Забелин нашел там полную видеотеку фильмов о Петре – президент пропитывался то ли образом, то ли сутью.

– Все-таки хорошо, что я тебя из правления вышиб. – Второв поднялся. – Теперь увидимся не скоро. Так что желаю. И помни – успех в скрытности. Об истинной цели лишь мы двое знаем. Чтоб никакие Онлиевские даже не принюхались. Чуть пронюхают выгоду – всей сворой кинутся. И какие там после них технологии? Выжженных площадей и то не останется.

Он шагнул к двери.

– Да, приказ о твоем понижении я уже подписал. Само собой, за дискредитацию, – как о чем-то разумеющемся припомнил он.

– Само собой, – поразился Забелин.

– Ну, я ж главного фрондера не могу подобру отпустить. Кадры не поймут. Да и другим чтоб неповадно. Потом, вижу, несмотря на мое указание, охранника ты себе так и не взял. За это тебе отдельно влеплю.

– А вот за это как раз и не влепишь – охрана мне с сегодняшнего дня не положена.

– Ах да. – Второв расстроился: то ли оттого, что Забелин больше не член правления, то ли от невозможности объявить дополнительное взыскание.

Он распахнул дверь в заполненный приехавшими с ним людьми предбанник, и лавина голосов, составленная из громкого, раздраженного голоса Второва и вкрапливающихся глухих, зализанных звуков, выкатилась на улицу.

И сразу по-особенному тревожно сделалось в особнячке. Забелин сквозь приоткрытую дверь с интересом смотрел, как тихонько вытекали из приемной бурлившие перед тем сотрудники.

Зашел угрюмый Дерясин:

– Кредитный комитет проводить будете?

– Сами проведите.

– Указания?

Забелин припомнил теснящего его в угол горячащегося Баландина.

– Как наметили, так и решайте.

– Угу. Похоже, уходите все-таки.

– Как раз нет. На другое дело становлюсь. Недвижимость скупать буду. Человек пять могу с собой. Поговори с ребятами. Хотя, возможно, таких условий, как в кредитовании, предложить не смогу. Тебя, увы, не приглашаю – еще неделю назад представление о твоем повышении послал.

Дерясин глянул недоуменно и, не оборачиваясь, вышел.

Дверь едва закрылась за ушедшим, как впорхнула секретарша. Огромные и вздернутые, словно крылья бабочки-махаона, ресницы ее – результат многочасовых косметических усилий – обиженно подрагивали.

– Тихо как стало, – заметил Забелин.

– Попрятались со страха. Прознали, что Второв вас выгоняет. Вы из них людей сделали. А они – как тараканы.

– Стоит ли так категорично, Яночка? У людей семьи. Это мы с тобой – снялись да полетели. Ты – по молодости. А я – старый летун.

– Тоже мне старый, – поощрительно хмыкнула Яна. Подражая кому-то, провела язычком по пухлым губам. – У меня билет лишний – на «Виртуозов Москвы». Может?..

– Классика? Уволь, солнышко! Я ее с детства боюсь, еще с тех пор, когда меня на пианино учить пытались.

Это был не первый случай, когда у Яны случайно оказывались лишние билетики, и находить аргументы для отказов становилось затруднительно.

– А правда, что вы меня в филиал переводите?

Вот и истинная причина сегодняшнего демарша.

– Ну ты ж взрослая, понимать должна. Все-таки на третьем курсе экономфака, пора расти над собой. Хватит в секретаршах отсиживаться. И мама твоя просила.

– Ее-то какое дело?

– Вообще-то она тебя сюда все-таки…

– Да идите вы все! – зло вскрикнула девочка. – Делайте что хотите!

И она вышла, естественно, со значением хлопнув дверью. Еще одна абсолютно ненужная проблема.

Какой поразительный день. Семь лет назад, после того как Мельгунов выгнал его из института, он пришел в банк. А за полгода до того взметнулась над страной кувалда ГКЧП и в какой уж раз брызнули по всему миру мозги. Среди эмигрировавших был и Максим Флоровский – лучший его друг, светлейшая голова и первый институтский хохмач.

И вот, похоже, очередной круг замкнулся: только что он получил задание скупить институт для банка, и в тот же день после восьмилетнего молчания из шереметьевского небытия возник Максим Юрьевич Флоровский.

Глава 2 Учитель