Банк

Виктор Николаевич Астахов, все еще не решаясь поверить в удачу, в который раз, в силу привычки к тщательности, прошелся по составленной им компьютерной разграфке. Ошибки не было: только что волею случая он обнаружил документы, не уничтоженные, очевидно, по забывчивости их обладателя. А может, и не по забывчивости? За время знакомства с Александром Борисовичем Петраковым – улыбчивым хозяином этого кабинета – у Астахова составился образ бесконечно петляющего зверя. Кажется, что ни одно предложение в разговоре тот не закончил восклицательным знаком. Зато многоточий было в избытке. Такой человек ничего никогда не выбрасывает. В этом он видит свою силу. Но в этом же, – Астахов еще раз огладил найденную в нижнем ящике стола под пустыми картонными папками пачку векселей, – и его слабость. Приятная, что говорить, оказалась слабость. И дорогая! Он покачал документы на руке, мысленно оценивая их вес в долларах, удовлетворенно потянулся, еще раз глянул на часы, прикидывая, стоит ли немедленно позвонить Забелину или отложить звонок до утра. Выходило, что до утра. Во-первых, на часах оказалось аж около девяти вечера, а во-вторых, Астахов хорошо запомнил последнее совещание, на котором приготовленный им эффект был так беспардонно скомкан тем самым Забелиным. Нет, слишком важна сегодняшняя находка, чтобы суетиться. Да и самому не мешает сначала разобраться: векселя на огромную сумму, выписанные институту, – это ж переворачивает весь баланс. Но незарегистрированные, спрятанные от посторонних глаз. В чем смысл? Надо успокоиться и все проанализировать уже дома.

Он запустил на принтер распечатку одной копии сенсационной выборки и тут же уничтожил файл. Оставалось решить, куда спрятать обнаруженное. Хорошо бы в сейф к Флоровскому. Но тот еще в семь заходил попрощаться. Вот она, великая сила случайности. Полез искать чистые листы бумаги. А окажись они на столе?

Астахов услышал звук открывающегося на пустом этаже лифта, быстро сунул векселя в запасной карман пиджака, поскольку времени дотянуться до лежащего на углу стола портфеля не было.

– Ба! Фининспектор! Все бдите? – В кабинет быстро вошел низкорослый человек, радушная улыбка которого производила впечатление несколько тягостное, глаза за толстыми линзами очков едва угадывались.

– Извините! Меня тут на сегодня в ваш кабинет определили. – Астахов сделал движение подняться.

– Да какие меж нами счеты. Пользуйтесь. – Петраков удержал Астахова в кресле. – Тем паче теперь это и не очень мой кабинет. На днях освобожу. Снимают меня, если слышали.

– Слышал, – поколебавшись, признался Астахов.

– Вот такие дела. Работаешь, знаете, работаешь. Не жалеешь себя.

Он прервался, сообразив, что «не жалеешь себя» перед налоговиком, который перед этим выпотрошил твое исподнее, – это перебор. Конечно, не совсем все выпотрошил – о списке запрашиваемых документов ему ежедневно докладывала главбух. Но и упирать на собственную филантропию не приходится. И хоть не рассчитывал застать въедливого налоговика в своем кабинете, да еще так поздно, момент договориться выглядел подходящим.

– А вы, слышал, вроде тоже закончили? Актиком, должно, быть скоро удивите?

– Ну, акт еще составить надо.

– Понимаю, понимаю. Все свести, обсчитать. Определить, что на кого подвесить. – И, заметив некоторое смущение налоговика, Петраков радостно потер ладоши. – На меня-то много, поди, накопали?

Неудовлетворенный движением плеча, расстроился:

– Потому что работал много. Кто работает, тот всегда рискует. Согласны?.. Согласны. По глазам вижу. Да и как может быть иное? Другое дело – за риск и плата должна быть рисковая. Вот взять вашу, будем говорить, профессию… Вы позволите?

Астахов наконец поднялся и, воспользовавшись этим, Петраков незаметно перебрался в освободившееся кресло у стола.

– Профессия-то у вас непростая. Тут и знания нужны, и сила воли. Я про соблазны всякие. Есть ведь?

– Есть. – Астахов сконфуженно огладил несуществующий животик. – Я вот сладкое люблю.

– Сладкое. – Петраков хохотнул. – Ну, скажете. Хотя по большому счету все мы, мужики, сластены. И ничего в этом, к слову, зазорного. Жизнь! Было бы здоровье да мани на сладости. Вам, простите, сколько платят?

– Немного.

– То-то что. А ведь задумывались – соответственно ли психоневрологическим, так сказать, затратам? Будем говорить прямо.

– А будем? – При последнем слове Астахов несколько оживился. Но ненадолго.

Петраков вновь хохотнул:

– И так знаю: не по уму платят. Ведь какое усердие вы незаурядное выказали, чтобы всю нашу хозяйственную деятельность, так сказать, поднять. То вскрыли, о чем и сам подзабыл… А что думаете? Слежу. И с уважением. И ведь понимаю дальнейшее. Я о выводах.

– А чего с выводами? Обсчитаю. Да и заключу.

– О! Хитрите. – Александр Борисович аж пальчиком потряс. – Тут ведь главное – угол зрения. Есть операция. Есть результат. А есть оценка результата.

– Ну. Это уже не к ревизору.

– Ой и лукавый! Как раз к вам. Ведь тут как подать. Как подадите, так и сжуют. Улавливаете?