Банк

Много лун назад, до того, как Кристофер Лэтэм Шоулс изобрел в Милуоки пишущую машинку, до того, как студенистые беспозвоночные выползли из океанов на сушу и эволюционировали в доисторических обезьян, мир был не более чем крохотной песчинкой. Его удалось бы унести в кармане или даже в ноздре — мир действительно был настолько мал. И когда наш мир оставался не больше ногтя, когда он представлял собой всего лишь клубящееся завихрение водородных газов, не существовало никаких банков. Не было курсовой разницы между днем заключения и исполнения сделки и текущим рыночным курсом. Не было двуногих позвоночных, покупающих и продающих фондовые ценные бумаги и разъезжающих на «шестисотых» «БМВ».

Впрочем, я не рискнул бы отправиться к началу времен и убедиться, что дела не всегда обстояли так, как сейчас.

Воскресенье я встретил среди инопланетян. Они не походили на пришельцев из «Секретных материалов» — бледных скелетиков с куполообразными головами и пустыми глазницами, но все равно это были инопланетяне. Собравшись в заурядном домике в пригороде, инопланетяне болтали о вязании кружев, газонокосилках и о том, что мусор на этой неделе заберут раньше — в понедельник вместо вторника.

Инопланетянка в желтом сарафане — моя тетка Пенелопа, чье пятидесятилетие стало причиной сбора представителей внеземных цивилизаций, — подплыла ко мне и вручила кусок шоколадного торта. Ковыряя цветные шарики глазури, я присел на складной стул и принялся наблюдать за редкими формами жизни в их привычной среде обитания: дядюшка Боб лениво растянулся на диване, словно огромный кот, на ковре компания горластых кузин и кузенов режется в наклейки с покемонами; мама в кухне крошит морковь для салата, папа курит сигару в обнесенном изгородью дворике среди тысяч таких же огороженных двориков на пару с теткиным соседом, здоровяком в галошах. Инопланетяне явно наслаждались существованием в своей беззаботной вселенной — ни тебе обязательств, ни горящих сроков, ни зловещего предчувствия, что сотовый вот-вот зазвонит и на тебя свалится приказ потратить выходные на срочную работу…

Тетка Пенелопа вернулась, неся два бокала пунша, грузно опустилась на стул рядом со мной и откинула голову. Висячие серьги звякнули, как музыка ветра.

— У тебя усталый вид.

Я уже вел счет: тетка — восьмая, кто сообщает мне эту новость. Даже мой «голубой» дядюшка Том, обычно восхищавшийся, как я окреп и вырос, всякий раз пытаясь исподтишка пощупать мои бицепсы, сегодня лишь сокрушенно покачал головой, когда мы обменивались приветствиями.

— Я и правда устал, — вяло промямлил я.

— Да на что тебе жаловаться? Вот доживешь до моих лет, узнаешь, что такое усталость. В пятьдесят поймешь, каковы настоящие трудности…

В этом духе она распространялась сегодня весь день, жалуясь всем и каждому на тяжелую долю — сравнительно беззаботно проскрипеть пять десятков лет, выйдя замуж за тихого, безответного бухгалтера из «Делойт и Туш» и не проработав и дня за всю жизнь. И теперь, оказывается, она устала. Утомилась, блин. Дом не хуже, чем у других, плакучая ива во дворе, как у соседей, такие же продукты, огромными упаковками закупаемые в «Костко»…

— Как тебе на новой работе?

— Ничего, нормально.

Я выработал тактику избегать разговоров о работе вне стен Банка. Придерживаться этого довольно трудно, потому что моего существования вне упомянутых стен кот наплакал — любой разговор исчерпывается за две минуты. Пришлось еще раз рассказать о последней подлости Сикофанта, о навязчивых фантазиях воткнуть карандаш в ноздрю и вогнать поглубже или размозжить голову о стену, как тот японский студент, не выдержавший напряжения на вступительных экзаменах.

— Сколько часов в неделю тебя заставляют работать?

— В среднем — девяносто, иногда больше.

Тетка вскинула голову. Серьги громко брякнули.

— Девяносто часов в неделю?! Господи!! Ты не шутишь?

Я мрачно покачал головой.

— Но это просто преступно! Разве законы об охране труда не запрещают такое издевательство?

Я пожал плечами. Тетка Пенелопа поманила тетку Терезу и дядюшку Тома.

— Вы представляете, его заставляют работать по девяносто часов в неделю! Они там что, рехнулись?

Тетка Тереза с дядюшкой Томом с горячностью синхронно закивали:

— Конечно, рехнулись!

Вскоре все наличные инопланетяне были в курсе моего рабочего графика. Для них девяносточасовая рабочая неделя казалась нереальной; даже возник спор, в человеческих ли силах столько пахать. Мне стало неловко от сочувственных взглядов троюродной родни, и я вышел во двор к отцу. Осенний воздух, морозный и свежий, принес мне некоторое облегчение после утешений родственников.

— У тебя усталый вид.

— Да, — промямлил я. — Мне сегодня все об этом говорят.

— Тяжелая неделя?

— Каждая неделя хуже предыдущей.

Отец задумчиво выпустил густой сигарный дым.

— Надеюсь, ты не останешься в Банке лишь из желания кому-то что-то доказать?

— Я не потому…

— Ты же знаешь, мы с мамой будем гордиться тобой независимо от карьерных успехов. Даже если ты все бросишь и отправишься играть на флейте на лесном приволье, мы поддержим тебя и в этом решении.