— А как насчет дыни? — Это было уже не так однозначно; с дынями могли возникнуть трудности.
— «Белые мускатные» не очень сладкие, но «креншоу» сегодня хороши.
И как это они здесь, в Афинском клубе, узнавали, какие дыни хороши. Это же надо надрезать каждую!
— Хорошо, тогда принесите «креншоу», — сказал Хаттон.
С его места Хаттону хорошо была видна серая громада старого здания Правительственных учреждений с фасадом цвета слоновой кожи. В этом здании он бывал много раз — беседовал с сотрудниками Национального совета безопасности по вопросам государственной важности, возникавшим в его юридической практике. Это была одна из форм его самоутверждения, доступная Хаттону в отличие от большинства других юристов. Raison d’etat.[13]
В квартале от этого здания, на Джи-стрит, в самом, наверно, неприметном доме Вашингтона, находилась старая контора разведывательного Управления. Туда Хаттон по понятным причинам старался не заходить, и это было для него довольно просто. Если им что-нибудь было нужно, они приходили сами.Расправившись с рыбой и дыней, Хаттон вернулся в свой стальной склеп и еще раз удостоверился, что все важные документы в порядке. Потом он набросал текст трех телеграмм для отправки наутро. Первая адресовалась человеку, который много лет назад был назначен доверенным лицом по нескольким счетам в одном женевском banque privee.[14]
Он подтвердил этому доверенному лицу, что полученные им при открытии счетов полномочия все еще действуют и он, таким образом, продолжает контролировать эти счета. Вторая телеграмма была адресована женевскому частному банкиру, который вел эти счета, и содержала предупреждение об ожидаемом скором визите доверенного лица и подтверждение существующих условий управления средствами. Третья и последняя телеграмма адресовалась в лондонский офис Назира Хаммуда и подтверждала, что все необходимые распоряжения сделаны в соответствии с тем, что обсуждалось ранее.Хаттон написал текст каждого послания на официальной бумаге, вложил их в конверт и запер конверт в ящик стола секретарши. Он оставил ей записку с распоряжением отослать утром эти три сообщения шифрованной электронной почтой. Покидая свой кабинет за несколько минут до полуночи, Хаттон увидел, что в старом здании правительственных учреждений темно. Как всегда, он обошел этих бюрократов на повороте.
Глава 20
Первым из Багдада вернулся профессор Саркис. Он приехал в Лондон на следующий день после убийства Правителя. Один из вице-президентов «Койот инвестмент» — англичанин — решил, что в компании должен быть объявлен траур, и в этот день офис был закрыт. Саркис немедленно отменил это решение и велел своей секретарше обзвонить всех иракских сотрудников и вызвать их наутро на работу. В «Койот инвестмент» будет обычный рабочий день, жестко сказал он, и все иракские сотрудники должны быть на местах. Профессор Саркис собирался выступить перед ними в десять тридцать в кабинете мистера Хаммуда. К удивлению Лины, она тоже оказалась в списке вызванных.
Доверенные сотрудники молча собрались в кабинете Хаммуда. Вчерашнее ликование кончилось. Над столом Хаммуда по-прежнему висел портрет Правителя, обтянутый черной материей. Профессор Саркис вошел из соседнего кабинета и остановился перед сотрудниками. Вид у него был такой, словно после отъезда из Лондона он месяц пробыл в пекле. Его худое лицо опухло, он хромал на одну ногу. Его глаза были прикрыты черными очками.
По обе стороны от него встали два иракца, которых Лина никогда раньше не видела. У них были холодные глаза и нехорошая кожа, как у юношей, выросших в военных лагерях. Весь их облик говорил о том, что они из секретной полиции: чересчур новые костюмы; рябые лица, не привыкшие к регулярному бритью; крепкие руки и ноги. Они стояли рядом с профессором Саркисом, покачиваясь на ногах, и было непонятно, подчиненные ли это Саркиса или его хозяева.
— Мы переживаем печальные дни, — начал он, кивнув в сторону задрапированного портрета над столом. — Наш любимый Правитель умер, и я знаю, как тяжело сейчас на сердце у каждого араба-патриота. Но мы выполним наш долг — как иракцы и как сотрудники нашей компании. Мы будем продолжать работу. Все меня поняли?
Стоящие в кабинете закивали. Негодяй Юсеф, ставший, видимо, первым подпевалой, не удержался и сказал: «Нам, сиди» («Да, господин»); то же самое пробормотали еще несколько молодых людей.
— Мистер Хаммуд… сегодня не может быть с нами, — продолжал профессор Саркис, оглянувшись на своих головорезов как бы за подтверждением. — Мистера Хаммуда некоторое время не будет. Но уполномоченные представители власти в Багдаде поручили мне сказать вам, что в «Койот инвестмент» ничего не изменится. Наши дела должны идти, как прежде. Враги следят за нами и ждут. Но дух нашего Правителя победит. Верные сотрудники будут вознаграждены; неверные будут наказаны. Есть вопросы?
Вопросов, естественно, не было.