Банк страха

Дэвид Игнатиус Банк страха

Посвящается Еве, Элизе, Александре и Саре, а также моим отважным друзьям-арабам, ведущим борьбу за права человека и демократию.

Вот народ, склонивший голову к ногам своим.
Вот земля, опозоренная, как жилище труса.
Кто подарит нам птицу, просто птицу?
Просто дерево?
Кто научит нас азбуке воздуха?
Мы ждем на распутьях.
Мы смотрим, как заносит песком наши маяки.
Солнце раскалывается на части в складках наших ладоней.
О моя страна…
Твоя кожа — это шкура ящерицы.
Твой аромат — это зловоние спаленной резины.
Твой восход — это плач летучей мыши.
Ты превращаешь роды в начало уничтожения.
Ты кормишь грудью паразитов.

Адонис.[1] «Вспоминая Первый век»[2]

Пролог

Компания «Койот инвестмент» размещалась в сером бетонном здании в конце Найтсбридж. Сквозь его маленькие темные оконца не было видно, что происходит внутри. Вращающаяся дверь парадного входа всегда была закрыта, и посетителям приходилось пользоваться узкой боковой дверью, за которой находился пост охраны. Бесцветный фасад оживляли лишь красноватые подтеки ржавчины, стекавшие из-под крыши и вдоль водосточных труб, так что с первого взгляда могло показаться, что сквозь стены сочится кровь. Лондонский обыватель ни за что не зайдет в такое здание, не имея неотложного дела, а закончив дело, сразу же уйдет.

Однажды поздним субботним вечером перед этим неприветливым домом остановился черный «даймлер», на заднем сиденье которого сидел седовласый араб в смокинге. Выйдя из лимузина и поднявшись на шестой этаж в свой кабинет, он стал звонить по телефону. Звали его Назир Хаммуд; он владел и этим домом, и много чем еще, однако в тот мартовский вечер у него явно были серьезные проблемы.

Лицо арабского джентльмена было ухожено так же тщательно, как и его вечерний наряд. Само лицо было незапоминающимся: квадратные скулы, широкий, слегка крючковатый нос, безвольный подбородок. Бросался в глаза лишь неестественный румянец — одновременно и яркий и тусклый, как будто араба только что забальзамировали, — да чересчур гладкая кожа, как на отретушированном снимке. Зубы сверкали белизной, на ногтях был свежий маникюр. На одной щеке виднелись следы недавней раны, впрочем, столь искусно загримированные, что при вечернем освещении были почти незаметны. И только глаза — две пронзительные черные точки — остались нетронутыми косметологом. Именно это сочетание — холеной, почти женственной внешности и дикого, горящего взгляда — придавало Назиру Хаммуду особенно жестокий вид.

Прежде всего он связался с начальником службы безопасности своей фирмы, и тот прибыл через двадцать минут.

— Произошел несчастный случай, — сообщил ему Хаммуд. — В моем загородном доме. Пострадала женщина. — Он говорил медленно, останавливаясь на каждом слове, будто следил за реакцией собеседника, и смахнул с шелкового лацкана своего пиджака невидимую пылинку. Он явно не привык к несчастным случаям.

— Йа, сиди (О сэр). — Начальник службы безопасности слегка поклонился. Это был иракский армянин по фамилии Саркис — худой человечек с желтоватыми щеками и огромным носом, который перевешивал все остальное на его лице и делал его похожим на тропическую левантийскую птицу. Все сотрудники, кроме Хаммуда, называли его «профессор Саркис».

— Я весь день был здесь, в Лондоне, — продолжал Хаммуд. — Шофер привез меня в офис. Я узнал об этом происшествии по телефону.

— Йа, райесс! (О мой президент!) — ответил начальник службы безопасности.

— Окажите мне, пожалуйста, небольшую услугу, — произнес Хаммуд.

— Йа, амир! (О мой государь!) — сказал Саркис и подошел к столу. Склонившись еще больше, он спросил: — Мне позвонить доктору?

— Нет! — отрезал Хаммуд. — Доктора не надо.

— Вызвать «скорую помощь»?

— Пф-ф-ф! — произнес Хаммуд и махнул рукой, словно отгоняя еще одну пылинку.

— Что же я должен для вас сделать, сиди?

Хаммуд повернулся к стоявшему позади него сейфу, открыл его и аккуратно отсчитал пятьдесят тысяч фунтов. Сделав это, он вложил деньги в бумажный конверт, надписал адрес и протянул конверт Саркису.

— Я хотел бы, — сказал он, — чтобы завтра утром вы пошли к этому человеку и вручили ему конверт. Ему лично. Он шеф полиции. Скажете, что деньги — это награда. За информацию о том, кто убил эту женщину. Скажете, что я очень опечален этим происшествием. Скажете, что весь уик-энд я провел в Лондоне.

Саркис поклонился и взял конверт.

— Так она умерла, сиди?