Банкир

Он подождал, думая, что она еще что-нибудь скажет. Но она молчала. Тогда он начал придумывать, что бы такое сказать и закончить их разговор несколько более приятно. Посмотрев на нее, он вдруг понял, что она ужасно расстроена, иначе никак нельзя было объяснить тот факт, что она так долго держала холодильник открытым. Эдис обладала разнородными познаниями; от матери и гувернантки она получила обычные, из колледжа Уэллесли – обычные. Но Палмер так и не мог определить, где она почерпнула свой запас нетипичной информации. Эдис, например, знала очень много об электричестве. Она была единственной из всех его знакомых женщин, понимающей, что нельзя включать электрическую печку, пылесос и торшер одну розетку, не подвергаясь при этом риску получить замыкание. Она знала, сколько времени потребуется для восстановления в холодильнике определенного уровня температуры. И тем не менее холодильник стоял открытым несколько минут.

– Я пойду закончу свою работу,– сказал Палмер.

– Хорошо.– Она посмотрела на часы:– Я думаю скоро ложиться спать.

– Я постараюсь не задержаться.

– Прекрасно.

Он повернулся и остановился, вспомнив, зачем он сюда пришел.– Послушай,– медленно произнес он,– ты, должно быть, дико устала. Почему бы тебе сейчас же не пойти спать.

– Сейчас пойду.

– Эти последние два месяца были действительно тяжелыми.

Под тонкой белой блузкой он видел ее поясницу, как раз над слабо затянутым черным ремнем. Эдис полуобернулась влево скованным движением, словно ее позвоночник был закреплен в определенном положении.

– Да,– сдержанно ответила она, глядя вниз, на пол.

– Я имею в виду все, что было сделано по твоему плану и под твоим руководством,– продолжал Палмер.– Это была большая работа. Представляю, как ты счастлива, что уже почти все закончено.

– Да.

– Послушай, я…– Он замолчал и облизнул нижнюю губу, радуясь, что жена не видит этого.– Я никогда не говорил раньше. Но я действительно очень благодарен тебе за все.

Она кивнула. Ее взгляд по-прежнему не отрывался от пола возле носков ее испачканных теннисных туфель.

– Я знаю это,– наконец произнесла она.

– Не понимаю, откуда ты можешь знать,– сказал он, пытаясь говорить легким шутливым тоном,– ведь я был довольно скуп в выражении своей благодарности.

Эдис покачала головой:

– Это не так. Просто ты логически мыслящий человек. А любой логически мыслящий человек увидел бы то, что увидел ты. И почувствовал бы…– Она замолчала. Палмер видел, что ее губы какое-то мгновение двигались беззвучно,– благодарность,– закончила она.

– Я чувствую, и очень большую, и я…– Он сделал жест, пытаясь с его помощью закончить без слов свою мысль.

– И ты хотел внести этот пункт в свой отчет,– сказала она за него.

– Примерно, так.

Ее взгляд скользнул вверх и чуть в сторону, к его лицу.

– Отчетность для тебя очень важна, Вудс. Для банкира это самое главное, не правда ли?

– В какой-то степени, да.

– Отчет,– повторила она, продолжая глядеть на него,– это, в сущности, подведение итогов. Я имею в виду, м-м-м, годовой баланс. Как вы называете это? Итоговая черта?

– Итоговая черта. Да.

– И фактически ничто, кроме итоговой черты, не имеет значения,– говорила она так тихо, что Палмеру пришлось наклониться, чтобы расслышать.– Она венчает дело. До этого может происходить любое – хорошее, ужасное, прекрасное, мучительное,– любое. Но если итоговая черта подведена черными чернилами, то все в порядке.

– Ну…– Он дал междометию повисеть некоторое время в воздухе, поскольку не был уверен, к чему она клонит, хотя совершенно ясно чувствовал ее враждебность.– Я никогда не слышал, чтобы дебет и кредит объясняли так поэтично, но боюсь, что ты права. Итоговая черта – только она имеет значение.

– И самое важное то, чтобы она показывала кредит.

– Да.

Она кивнула:

– Хорошо. Ты подвел черную итоговую черту, дорогой. Тебе повезло.

– Эдис.– Он увидел, что ее спина выпрямилась и еще более напряглась, как бы приготовившись к защите от надвигающейся атаки.– Я хотел только сказать тебе, что я чувствую.

– Ты сказал.

– И что же?

– И спасибо, дорогой.– Она опять уставилась в пол.– Я серьезно. Спасибо.

– Ты не должна благодарить меня. Это мое дело.

Она засмеялась коротким резким смешком:

– Рыцарски вежливые Альфонс и Гастон?

– И ты еще говоришь, что я выдаю свой возраст.

Линия ее спины смягчилась, и Эдис повернулась к мужу. Ему даже показалось, что на ее лице мелькнула улыбка.– Я просто разгадала, от чего мы страдаем, дорогой,– сказала она.– От нью-йоркской болезни. Симптомы – полное отсутствие общения. А причина – переутомление.

– Может быть, ты и права.

– Но послезавтра,– продолжала она,– или по крайней мере к концу недели, когда мы окончательно устроимся, я намерена отдохнуть. Просто отдохнуть. А как ты?

– Еще не сейчас. Предстоит небольшое турне с выступлениями.

– Ох!

– И еще такие же турне до перерыва заседаний законодательного собрания в Олбани.

– Который будет когда?

– Март. Апрель. Точно не знаю.

– Дорогой, это больше четырех месяцев.

– Что поделаешь.