Банкир

– Ну да. Представь себе, банкир, что мне абсолютно наплевать и на власть, и на все остальное… Я, как примерный гражданин своей страны, хочу максимальной независимости от олимпов – и от кремлевского, и от всех остальных, оптом и в розницу… С наследством папы я немножко уже пошуровал: на жизнь мне хватит. Остальное – забирайте. И – пропадите пропадом с глаз моих! Из жизни моей! Навсегда!

– И насколько пошуровал?

– Не торгуйтесь, Решетов, вы не на базаре! Миллионов на сто ценными бумагами – разве ж это деньги?.. Рядом с вышеозначенной суммой?..

– А что остается?

– Я же продемонстрировал вам! А, Валериан? Этот господин внимательно наблюдал за экраном?

Лицо Горина кривится снисходительной улыбкой, он кивает, а в увеличенных толстенными линзами глазах – все та же неизбывная тяжелая печаль… А может, он по жизни меланхолик?

– Ну, тогда картина битвы всем ясна. Значит, так! Командуешь этим церберам, и мы всем дружным коллективом отъезжаем! На какой-нибудь приличной большой колымаге, но чтобы и ты туда поместился! На все у нас – час! Информация остается в оперативке компьютера. Вопросы? Пожелания?

– Предложение деловое. Я готов его принять. Но… Мне обязательно ехать с вами?

– А как же! У здешних ландскнехтов неистребимая тяга к «чистоте». Чего доброго, они просто-напросто возьмут да и впендюрят нам под днище полкило декоративного «пластика», а? Зачем нам это негритянское счастье? Это все, во-первых. Ну а во-вторых – у тебя не будет времени заниматься нами, а наоборот – будет насущнейшая необходимость поскорее вернуться в эти премиленькие стены, дабы какой чудик не подобрал этот клад с легким сердцем…

Кришна смотрит в одну точку. Что-то быстро просчитывает в уме. Сука. Я-то полагаю, он знал, что Гончарова собираются устранять, или даже сам передал приказ на это устранение. В любом случае – дал добро. И сейчас выстраивает какую-то каверзу.

– Чтобы соблазна не было, Константин Кириллович, Тишайший придумал тут одну штуковину, – невинно произношу я. – Можно попросить вас снять рубашечку?

– Что?

К Решетову подходит Михалыч, у него в руках – пояс не пояс, конструкция.

– Поясняю принцип действия – мы люди технические и любим ясность! Вот эта сбруя оборачивается вам вокруг пояса… Видите эти маленькие железные штучки?..

А эти проводки?.. А эту коробочку?.. Возможности нашей лаборатории вы представляете? Вот и прекрасно… Если у вас появится соблазн отдать приказ на наше уничтожение, то на такой случай – три пульта. Один будет в руках у меня, второй – у Дорохова, третий – у Лены. Валериан сегодня больно сумрачен и устал от пережитого – кнопочку может нажать по чистой случайности или не нажать вовсе, и человеколюбия… Ни у меня, ни у Дора таких комплексов нет. А девушка в случае чего надавит на «пуговицу» только потому, что вы лишите жизни или ее любимого, или мужа близкой подруги… Женское коварство вам известно, Константин Кириллович? Ну вот и отлично! А синхронный выстрел сразу трех снайперов невозможен. Так что хотя бы один из нас успеет тиснуть пимпочку и превратить ваше тело в кусок горелого мяса… Напряжение – около трех тысяч…

Крысы даже пискнуть не успевали! Это мы с Валерианом соорудили, – с неподдельной гордостью сообщил он, – пока раздумчиво слушали песнопения Дорохова: как-то не верилось, что в случае большого прорыва в деле дешифровки нас наградят поездкой на Канары, а не пулей в затылок. Мы были правы, а?

За разговорами Тишайший закрепляет на Решетове «пояс верности», шутит черно:

– Испытания проводить будем вольт этак на пятьдесят, чтобы вы уж не сомневались?

– Нет. Я вам верю.

– А вот это – правильно.

– Я хочу еще раз проверить компьютер, – произносит Решетов. – Там началась какая-то свистопляска…

– Нашими стараниями…

– Ну об этом-то я догадался…

– Но ведь не сразу?! Что и требовалось… Когда персоне, подобной вам, в руки суют такую власть, а потом на ваших же глазах этот «скипетр» исчезает, будто мираж… Тут трудно сосредоточиться и просчитывать варианты… Тут – время действовать!.. – самодовольно прорицает Тишайший. – Но… Вы играетесь в эти игры, и вам они кажутся такими же интересными для всех… А нам вот, кроме любви и солнца, ничего бы и не надо…

– А питаться – манной небесной?.. – зло перебил его Решетов.

Похоже, нравоучительный монолог Михалыча ему поднадоел, тем более что тот, сопереживая нашему с Кришной собеседованию, изрядно облегчил бутылек с коньячком… Да и в «поясе верности» он чувствует себя не вполне уверенно… Да и Лена достаточно туманным взглядом, еще не вполне отошедшая от наркоты, изучает выданный ей пульт.

– Не беспокойтесь, сама установка еще не задействована… Пусть девочка потренируется, а? – решил вернуться к черному юмору Михалыч, но тут он поймал такой тяжелый и жесткий взгляд Решетова – что ни говори, а воля у него железная, да и к власти привык, – что замолчал и пригласил жестом радушного хозяина к компьютеру:

– Прошу.