Банкир

Бойко налил еще рюмку, выпил с маху. Закурил.

– А теперь можно и я тебя спрошу, по старой дружбе…

– Валяй.

– У тебя все же фингал под глазом, у тебя пулевое… Если не там, то где?

– Нель, тебе бы в ФСБ работать!

– Мне своего хватает. Боишься – стукану кому? Сам знаешь, не из таких я…

– Так ведь работка у тебя больно занозистая – только ленивый не зацепит…

– Были соколики, цепляли. И меня, и девок… А только башку потерять – не целку, и все это разумеют добре… Это во-первых. А в-десятых – к нам ведь все обращаются, как взыграет: и братва, и ментура, и особисты… Против природы не попрешь, так-то! А потому мы – вроде как нейтральная территория, с общего молчаливого согласия, а то ведь у нас не публичный дом будет, прости Господи, а блядство сплошное! Уразумел?

– Угу. Ущучил. А что слышно – чей тот особняк был?

– А черт его знает.

– И что, никакие деловые не интересовались?

– Может, и пронюхивали, а им укорот дали, может – по согласию, малява какая была, – а только особняки за Веселым холмом приморские авторитетные не трогают. Знать – сила за ними. А уж какая – не нашего собачьего ума дело. – Женщина вздохнула, посмотрела сочувственно на Сашу:

– А ты, Сашок, уже и квелый совсем.

– Устал сильно. Нель… Я вздремну часик.

– Хоть десять.

– Может, и так. Только, Нель… Если пойдешь куда…

– Поняла, не дура. Только все ж поясни – тебя нет и не было или мы аж с позавчера ведем безвылазную семейственную жизнь?

– Нет и не было.

– Ладушки. Иди уже баиньки, призрак. А то прямо здесь заснешь. Или растворишься.

– Ага.

– Только… Постель-то у меня одна. Или ты на кушетке?

– Поместимся.

– Я как знала – только перестелила.

– Было после кого?

– Не-а. Но ты же знаешь, я на чистоте повернутая малость, как мамаша моя покойная. А вообще – не сомневайся, девчонка я чистая… Даром что работа такая.

– Кто на что учился.

Прошли в спальню. Нелли распустила волосы, сбросила халат, стоя к нему спиной. Обернулась:

– А ты не такой уж и уставший… – Подошла, провела по волосам. – Знаешь… А я по тебе скучаю… Всегда… Давно, еще со школы… Сколько годков-то улетело, а?..

– Чего считать, когда той жизни – всего триста лет…

– И все – наши, – прошептала она, закрывая глаза Правда?

– Правда.

Саша проснулся оттого, что включили свет. Тихо, стараясь не шуметь, медленно потянул руку под подушку, словно поворачиваясь во сне, нащупал ребристую рукоять пистолета…

– Ну ты еще шмальни меня спросонок, вот она, девки скажут, настоящая любовь!

Саша разом сел на кровати:

– Сколько я проспал?

– Десять часов, как одну копеечку. Мужик сказал – мужик сделал.

Одиннадцатый час теперь. Вечера.

– Вечера?

– Ну так. Правда, сама виновата – тебя совсем замаяла… – Нелли подошла, сбросила с него рывком одеяло, округлила глаза. – Ух ты, он у тебя прямо как часовой! Солдат спит – а он службу несет… Чудеса!

– Это у меня нервное.

– Ты бы поделился, где так изнервничался… А то девки жалуются: попадется жлобяра, и здоровенный вроде, и нестарый, а она ему и то, и это – а все никак… И все, как один, твердят: нервное. Им только намекни – они за твоей нервотрепкой в очередь станут да еще в баксы упакуют, что кочан!

– Чего не разбудила?

– А зачем? Вижу – мужик умаялся, разнежился, так пусть спит. И еще – во сне ты кричал.

– Что кричал?

– Не разберешь… Нырял все куда-то… И другим нырять велел. Прямо – котик морской, да и только. И матом крыл кого-то…

– Ладно. В городе была?

– Не-а. На Луне.

– Что болтают?

– Всякое. А вот для тебя есть новости, нырок.

– Для меня? …

– Мужика нашли. Без сознания. В гидрокостюме.

– Где?

– Километрах в полутора от сгоревшего особнячка. Сразу внизу – обломки вертолета – тот просто на части развалился. Чем-то сильно его шарахнуло. Ну а чуть дальше – обломки мужичка. Уж как он из этого вертолета вымахнул – непонятно, а только ему повезло: в пихту влетел. Правда, ни одной кости целой, так говорят.

– Но живой?

– Пока живой.

– И где он сейчас?

– В райбольнице. В реанимации.

– А у тебя сведения откуда?

– От верблюда.

– Тоже, как и конь, с погонами?

– Ага. Только у этого просветов нет.

– Прапорщик, что ли?

– Пфи-и…

– Тогда генерал.

– Догадливый ты. Прямо «брейн-ринг» какой-то, а не мужчинка.

– Ты всегда была дама с размахом…

– Не наговаривай на честную девушку. Его одна из молодежи утешает. На постоянку. А я у них – вроде как друг семьи.

– Слушай, а он, как другу семьи, тебе не поведал – охрана там стоит, у реанимации той?

– Ага. Сержантик-первогодок. Из срочников.

– Блин! Так его что, на живца там поставили?!

– Ментика?

– Корта!

– Корт? Это водолаз, что с неба упал? Хм… Вот не знала, что вы, рыбы, еще и птицы!..

– Мы еще и звери! Оч-чень клыкастые! – Саша заметался глазами по комнате.

– Бойко… Не лез бы ты туда… Говорю же – дело тухляк. И этого парня, единственного, чудом выжившего, там как на полигоне положили: приходи и добивай. А ментику тому наверняка и «пушку» не выдавали: абы не пальнул сдуру или со страху, а то – вообще в коридоре посадили, проформу соблюсти… Говорю тебе – воняет от всего этого, как от падали! И если все – и УВД, и ФСБ решили схоронить дело тишком вместе с этим твоим Кортом, они его схоронят, будь спок!