Банкир

…Услышав стон, увидев мужчину, то поднимающегося, то снова падающего навзничь, Лена подошла не медля. Ужаснулась про себя жестокому, набухшему кровью рубцу через всю голову и подхватила раненого. Тот посмотрел на нее, попытался улыбнуться.

– Я здесь… недалеко… – Мужчина назвал адрес.

Ленка тащила Сергеева и… снова играла. На этот раз – в сестру милосердия, вытаскивающую из-под огня раненого бойца…

Галя Петровна, увидев в проеме открытой двери окровавленного мужа, поддерживаемого юной дамой, в истерику не падала, воплей не издавала – скомандовала быстро: «Заноси!»

Про себя Галя Вострякова оценила и то, что сопливая девчонка не только не побоялась, но и не побрезговала тащить до дому подвыпившего окровавленного мужчину, перепачкав кровью светлый джинсовый костюмчик, судя по всему у нее единственный…

Слава Богу, свекровь по летней поре была с внуками на даче, и лишнего воя слышать не пришлось. Сергеева уложили на кушетку, Лена потребовала гидроперит и ловко промыла рану.

Галя тем временем покрутила диск телефона, и через десять минут в квартире появился Лев Эммануилович Берен – хирург жил в соседнем подъезде. Худенький, лысый, в пуловере-безрукавке и стареньком, аккуратно заштопанном пиджачке, в круглых металлических окулярах, Лев Эммануилович походил на сильно постаревшего подростка; темно-карие глаза за толстыми линзами были наполнены грустью и одиночеством: супруга скончалась, дети – Соня и Марк, проследовав транзитом через земли обетованные, обустроились в Штатах…

В руках у Льва Эммануиловича оказался старомодный кожаный саквояж; осмотрев раненого, он скоро выписал направление, позвонил в приемный покой районной больницы, где проработал свыше тридцати лет, и лично сопроводил больного до отдельной палаты…

Хорошо, деньги были. Гале Петровне удалось убедить свекровь снять мужево наследство со сберкнижек и обратить в «зеленые»…

Лев Эммануилович, тушуясь, принял гонорар – «Ты уж прости, деточка, жить как-то надо» – и удалился. Леночку Галя просто не отпустила.

Устроились на кухне, выпили славного армянского, и Галя разревелась. И из-за Лешика – тихого, умного и доброго человека, никого никогда не обидевшего, да и вообще – по жизни.

Потом болтали до утра. Галя подобрала Лене пижаму, а когда та появилась из душа, только глянув на нее, выдала:

– Тебе не медсестрой, тебе – фотомоделью работать! Хотя…

– Что – хотя?

– Не очень ты здешняя девчоночка…

– В смысле?

– Читаешь много, думаешь много… И красивой жизни тебе, как я вижу, не надо…

– Еще как надо! Только… Это же не кабаки, не шубы норковые, не мужики, не деньги… А чтобы – кра-си-во!

– Вот я и говорю – нездешняя!

– Здешняя! Еще какая здешняя! Ведь красиво и хорошо все – это когда любовь.

– Любви хочешь?

– Да. И счастья. Разве кто-то хочет другого?

– Да кто чего. Кто – самостоятельной жить, да ни в чем себе не отказывать, кто – дом полную чашу, да чтобы муж смирный и непьющий… А кто – просто в жизни как-то устроиться…

– Просто и как-то… Нет, не хочу. Только счастливо!

– И не меньше?

– И не меньше!

– Девчонка… Ты ведь даже не Лена. Ты – Аленушка… А не боишься?!

– Чего?

– Терять.

– А есть что?

– Да. Иллюзии. Молодость.

– Иллюзии, я думаю, штука наживная. А молодость – и так пройдет.

Галя помолчала… Хмыкнула:

– Везет тебе…

– В чем?

– Да это я так. Дрыхнуть давай валиться. Хорошо, что суббота, на работу не идти.

– Может, я в общагу поеду?

– А что ты там сегодня забыла?

Лена прожила у Гали неделю. Пока не выздоровел Лешик. И потом они не расстались…

…Лена вздохнула. Шесть лет пролетело, как один день. И даже меньше. И – что? Была любовь? Было счастье? Два раза ей так казалось. Просто… Просто потом вдруг получалось, что этим мужчинам в действительности – только до себя… Да и вообще… Почему… Почему всем не до нее?..

Нет, жаловаться на невнимание, отсутствие интереса к себе или популярности Лена не могла. И знала, что многие провинциальные девчонки отдали бы не шесть – шестнадцать непрожитых лет только за то, чтобы иметь такое положение…

Фотомоделью она стала. Пусть не «топ», но достаточно популярной, чтобы ни в чем особенно не нуждаться. Тем более «диких» запросов она не имела и понимала, что чудачества здешних «звездочек» ТВ – будь то пьяная разборка с милицией, гулеванная жизнь или смена дорогих авто или не менее дорогих мужей – не более чем часть хорошо продуманного рекламного сценария… И порою этих девчонок Лене было по-настоящему жалко: какой бы праздничной ни казалась их жизнь «под сенью рампы», сама она постепенно и неуклонно превращалась в какой-то рекламный ролик неизвестно чего… А девчонки – в обыкновенных кукол, которых, поигравшись, задвинут в темный и дальний чулан, чтобы не вынимать потом уже никогда… Так проходит мирская слава?..

И себя – тоже жалко…

Вот блин! Лена Одинцова, если рассудить здраво, мучилась самой обыкновенной дурью… Но… Счастья-то не было. Разве это не важно – когда нет счастья?

– Одинцова, знаешь, в чем твоя проблема? – спросила как-то Галя.

– Умничаю много?

– Да нет. Просто… Ведь выдуманный мир тебе куда ближе существующего.

– Разве?

– Угу.