Баннерет

— Может и стоило бы, — пожал плечами Бернард, — При других обстоятельствах. Объясняю то, что до Генри дошло без слов, — девушка снова недовольно фыркнула, однако сержант не обратил на это никакого внимания, — Мы сами не можем управлять местным ополчением. Да, Генри вроде как доказал, что он более опытный вояка, чем здешний капитан. Но он всё ещё остался чужаком, который не знает даже имён местных десятников. Про их уважение и расположение я вообще молчу, — Бернард шумно выдохнул. Приложился к фляжке. Продолжил, — Пока у нас был Янек, мы могли командовать через него. Как я понял, он был вторым человеком после капитана. Люди знали его и уважали. И наверняка бы послушались. А он бы послушался нас. Но после того, как выяснилось… — сержант кивнул в сторону мёртвой твари, которую кметы уже грузили на телегу, — Ты и сама видела, что выяснилось. После этого между нами и десятниками не осталось больше никого, кто мог бы им отдавать приказы. А значит, и всё деревенское ополчение осталось без командования. Как ты думаешь, долго оно сможет просуществовать в таком состоянии?

— Ну, выдвинули бы кого-нибудь из десятников командовать, — равнодушно пожала плечами девушка, — Он свой. К нему бы доверие было.

— Вот только мы все ещё чужаки, — покачал головой я, — И наше слово стоит здесь пока что не больше ломаного гроша. Даже еслиб мы поставили какого-нибудь десятника над всеми остальными, всё равно среди них началась бы свара. Мы не можем возвышать кого-либо просто по собственной прихоти. Да, в этом нам мог бы помочь Пешик, но он не станет этого делать.

— Почему? — обида в голосе девушки исчезла.

— Потому, что мы уедем, — взял инициативу в свои руки сержант, — Разберёмся с бандитами, успокоим взбесившийся дух, перебьём уродцев этих, сколько сможем и уедем. А Пешик останется здесь. Наедине с обозлённым Одрином, которому очень долгое время подчинялось всё местное ополчение. Как думаешь, если этот засранец захочет устроить маленький переворот, кого послушают бойцы, его, или того сопляка, которого поставит староста по нашей просьбе? По просьбе колдунов, питающихся падалью, которые околдовали бедного старика, лишив того последних остатков рассудка?

В воздухе повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь руганью рыбака, пытавшегося затащить труп на телегу багром. Палка была слишком уж длинной, а тело то и дело норовило соскользнуть с крюка. Кмет же отскакивал в сторону, бросал свой инструмент и начинал сквернословить, каждый раз, как останки твари безвольным мешком висевшие на багре, пытались упасть в его сторону.

— Но ты ведь не думаешь… — в голосе Айлин просквозила неуверенность. Она с опаской покосилась на сержанта.

— Я знаю, что вы ничем подобным не занимаетесь, — отрезал Бернард, смерив девушку холодным взглядом. Айлин зябко поёжилась и отвела глаза, — Наши люди знают, что вы ничем подобным не занимаетесь. А вот они, — сержант махнул рукой в сторону кметов, собравшихся возле телеги, — поверят скорее бредням и сказкам, которые им рассказывала бабка, когда они ещё пешком под стол ходили, или вовсе — гадили под себя. И при первом удобном случае попытаются поднять вас на вилы. И нас, вместе с вами заодно. Пока они нас терпят, потому что им так сказал Пешик. Потому, что мы им нужны. Потому, что с тварями и призраком колдуна сами они не справятся. Но любому терпению есть предел. Сегодня вы имели возможность убедиться, сколь он у них мал.

Мы снова замолчали. Рыбак, наконец, запихнул труп в телегу. Выругался и полез на козлы, где уже сидел Матиаш. Кмет хлестнул кобылку поводьями, но та заартачилась, захрапела и повернула голову, опасливо косясь на телегу. Запах твари её нервировал.

— Но, пошла! — прикрикнул селюк, хлестнув кобылку ещё раз поводьями. Та ещё раз всхрапнула, топнула копытом, и понуро повесив голову, побрела к городским воротам. Мы неторопливо побрели следом за телегой. Некоторое время шли в полном молчании.

— Дерьмо, — тихо, так чтобы не услышали кметы, ползущие на телеге впереди, выругалась Айлин, нарушив тяжелую тишину, — Ёбаное сраное дерьмо, — я заметил, что плечи девушки начали нервно подрагивать, а в голосе появились какие-то странные нотки, — Везде одно и то же. Почему везде одно и то же, — Айлин неожиданно всхлипнула. Её голос дрогнул. Я с удивлением покосился на девушку. Открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что именно она имеет ввиду и тут же получил ощутимый тычок под рёбра с другой стороны. Повернулся. Посмотрел на Бернарда. Сержант старательно делал вид, что считает ворон, круживших над деревней, и даже не косился в мою сторону. Засранец.

Я поравнялся с Айлин и слегка приобнял её за плечи. Девушка посмотрела на меня и одними губами прошептала вопрос.

— Почему? Почему везде, где бы мы ни появились, всё заканчивается тем, что нас пытаются убить или прогнать? Ненавидят. Кто-то вежливо, сквозь стиснутые зубы, потому, что наша помощь ему нужна. Кто-то с вилами, факелами, камнями и проклятиями, брошенными вслед. Везде одно и то же. Нас везде ненавидят, — голос её снова дрогнул. В уголках глаз блеснули крохотные бисеринки слёз.