Бар «Безнадега» (СИ)

Правда думаю, что шанс узнать появится совсем скоро. А поэтому я отбрасываю ненужные мысли и концентрируюсь на поиске подарка. Это должно быть что-то простое, что-то неприметное, но такое, чтобы она всегда носила с собой. Что может понравиться Дашке настолько?

Я листаю страницы, просматриваю варианты и мысли крутятся в башке со скоростью дохлой улитки, давит на плечи и затылок свет Гада, скрипит на зубах, настырно лезет в нос. С каждой минутой все отчаяннее и отчаяннее.

Хрен тебе, больше на это я не поведусь. Мне слишком много лет, чтобы продолжать совершать одни и те же ошибки из раза в раз. Я слишком хорошо знаю правила. Нейтральная сторона всегда выгоднее. Ладно, почти нейтральная. Баланса в этом мире, да и в том, в общем-то, не существует. Его вообще нигде не существует. Так или иначе, но ты все равно заступаешь за черту: то в одну, то в другую сторону.

Я снова перевожу взгляд на Ярослава и Куклу рядом с ним со стеклянным взглядом и приоткрытым ртом. Усмехаюсь, тихо поскрипывает вытяжкой «Безнадега», шелестит за окнами дождь, умывая Москву, топит в лужах свет фонарей.

Интересно, сколько понадобиться Волкову, чтобы вытащить из девчонки что-нибудь?

Я кошусь на время на ноуте и даю ему двадцать минут, а потом все-таки углубляюсь в поиск. Найти в куче хлама что-то действительно стоящее та еще задачка. 

Вот только и через двадцать, и через тридцать минут Гад и девчонка все еще сидят на месте, держатся за руки, как любовники, не шевелятся, не издают звуков. Волков отклоняет голову немного назад только спустя сорок минут и наконец-то произносит первые слова, заставляя меня вслушиваться:

- Покажи мне с-с-свой первый с-с-сон, - шипит он. И выпадает из реальности еще минут на двадцать, за которые я все-таки успеваю найти подарок и даже договориться со знакомым шаманом о его апгрейде, выйдя из комнаты в коридор.

Когда возвращаюсь назад, Кукла на диване вздрагивает, будто услышала мои шаги и щелчок замка, а потом обмякает и проваливается в обморок. Гад выпускает ее руки и поднимается на ноги, трясет башкой, возвращая себе контроль, поворачивается ко мне.

- Она не одержима.

- Что тогда? – прислоняюсь я плечом к полкам.

Он разводит руками, потом проводит пятерней по волосам, сжимает переносицу, слишком серьезно смотрит на меня.

- А что б я знал.

- И поэтому ушел почти час? – вздергиваю я бровь.

- Ты сам просил не спалить Варваре мозги, - усмехается холодно Волков. – Я не увидел ничего. То есть ничего нового. В ней действительно сидит эта жажда смерти, она действительно наивная папина-мамина дочка, но…

- Но?

- Нет вмешательства, никакого чужого присутствия. Замашки маньяка – ее собственные.

- Какое-то психическое отклонение? – спрашиваю почти разочаровано.

- Нет. С ее мозгами все в порядке.

- Ты мне не помогаешь, Волков, - качаю головой.

- Сейчас расплачусь, - усмехается мужик.

- Что ж эта за херня….

- Хотел бы я знать, - вполне серьезно отвечает Гад. – Она не протянет так долго, рано или поздно действительно сойдет с ума.

- Ладно, придется держать ее сны под контролем, пока я не разберусь с тем, что с ней происходит.

- Не думаю, что это действительно хорошая идея, - Волков прячет руки в карманы, смотрит в пустоту, не торопится развивать тему.

- Объяснишь? – подталкиваю я Ярослава, пытаясь вернуть его в реальность.

Волков все еще для себя что-то решает, все еще смотрит в окно несколько мгновений, за которые я успеваю придумать несколько способов, которыми могу заставить его говорить. Я понимаю, почему он колеблется, и меня это мало волнует, если уж на чистоту. Он здесь не как глава Контроля, он здесь как мой должник, и мы оба это знаем. Так что его колебания не имеют никакого значения.

- Ее сны – это сублимация, Зарецкий, - наконец Волков смотрит на меня. –  Ничего больше. Ей хочется смерти, она жаждет смерти…

- Кукла не похожа на самоубийцу, - качаю отрицательно головой. – В ней нет этой тяги.

- Я разве что-то сказал про самоубийство? – хмыкает Ярослав. – Я лишь подтвердил то, о чем рассказал мне ты, Аарон. Варвару не интересует убийство как таковое, не интересует насилие, власть, жестокость как таковая. Ей по какой-то совершенно непонятной причине нужна именно смерть. Но…

- Люди привыкли бояться смерти, - продолжаю я вместо Гада. – Привыкли считать, что это плохо, не про них. Ты… Говоришь про сублимацию… Она убивает ради того, чтобы выплюнуть, сбросить энергию?

- И страх в том числе. Варвара не готова признать, не осознает собственное желание. Поэтому бессознательно во сне пытается придумать для себя оправдание, приемлемую отговорку. Что-то такое, что поможет ей справиться. Ей проще признать себя сумасшедшей или одержимой, убийцей, в конце концов, чем смириться с собственной непонятной жаждой.

- Убийство понятнее смерти?

- Да. Согласись, подобная тяга непонятна даже нам с тобой, что уж говорить о человеке.

- Странное отношение… - качаю головой.

- Она молода, - пожимает Волков плечами. – Ничего странного. Смерть сама по себе, в отрыве от убийства, пугает Варвару сильнее, чем насилие. К тому же она верующая, а теперь еще и в курсе существования иных.