Бар «Безнадега»

Ветер врывается в комнату, ерошит волосы, пробирается под одежду, дождь бьет по лицу и плечам, когда я свешиваюсь из окна, чтобы рассмотреть неоновую надпись, приходится высунуться почти по пояс, выгнуть шею, вцепившись в раму.

Да. Она там. И она сломана.

Холодные неоновые буквы разъедают сырой туман справа, бросая отсветы на стены и трубу, протянувшуюся вдоль дома. Только вместо «Безнадеги» теперь гребаная «надега». «Надега», мать его.

Я подаюсь назад, выпрямляюсь, прижимаясь лбом к косяку и начинаю хохотать, все еще цепляясь за старую раму. Не могу остановиться, ржу так, что болит в груди, слезы собираются в уголках глаз, мешают видеть.

- Элисте? Все в порядке? – осторожно спрашивает бармен. И я хохочу еще громче, почти давясь собственным смехом.

- Все отлично, - хриплю в ответ и снова взрываюсь смехом.

Домой из «Безнадеги» еду с большим желанием, чем даже могла предположить. Давлю улыбку. Все будет хорошо, я верю. Ему верю.

Пятнадцатое подкрадывается незаметно, на мягких лапах с тихим урчанием. И с самого утра в доме дурдом и маленький апокалипсис. Чтобы не напрягать и не вызывать подозрений у людей и остальных ковенов, посвящение Лебедевой решено провести в северном.

Дашка нервничает, бледная, с лихорадочно блестящими глазами, очень красивая.

Мизуки и Тира суетятся вокруг, помогают надеть платье, вплетают в волосы камнеломку, бруснику и рябину, разрисовывают руки рунами, Данеш бродит вокруг, шепчет какие-то заговоры, жжет вонючие травы, я на телефоне, утрясаю последние вопросы с Вэлом и девчонками-официантками, чешу за ухом Вискаря. Кот просто сидит и не мешает.

Монстр идет с нами, так решила Дашка, и по этому случаю напялила на него ошейник с бабочкой. Чудовище обновка не радует, он пытается стащить ее при каждом удобном случае: пробует достать лапами, пробует на зуб, пробует зацепиться за каждый угол и выступ в доме. Бандит – он и в галстуке-бабочке бандит.

В дом северных мы приезжаем без опозданий, двери распахнуты, словно ждут будущую хозяйку. Лебедева идет немного впереди, легко ступает по усыпанной брусникой дорожке, держится гораздо увереннее, чем, наверняка, чувствует себя. Я тащусь справа, Данеш, по праву старшей, слева, стучит своей чертовой палкой. Вискарь едет на мне. Все и правда напоминает какое-то средневековье, ну да и хрен с ним, вот только…

Аарон, ее первое посвящение проходит без тебя. Видишь?! Слышишь, как она нервничает, как дрожит, как шумно дышит?! И все это без тебя! Гребаный падший… Вернись!

Само собой, мне никто не отвечает, только скулит пес внутри, только тянет адом, отдает под лопатку болью.

И я сжимаю челюсти, дышу.

Иду вслед за Лебедевой, стараясь не увязнуть в этом, смотрю на брусничные следы, которые мелкая оставляет после себя на светлом дереве, на ветки рябины, мох, оленьи кости и черепа на стенах холла и в гостиной, смотрю на собравшихся ведьм.

На кровь похоже…

Так, собралась, Громова! Сегодня ее день, и ты не имеешь права все портить.

В доме мы проводим чуть больше двух часов, Дашка толкает пафосную речь, ведьмы толкают такую же пафосную речь, пока режут себе запястья над старой латунной чашей, присягая на верность. Лебедева пьет даже не морщась, Данеш удовлетворенно улыбается, радуется за мелкую Тира. Я тоже радуюсь, наверное… Стараюсь радоваться.

А потом юная ведьма переодевается наверху, стирает с рук символы и метки, с губ – кровь, подхватывает кота, и мы едем в «Безнадегу».

Вэл начинает доставать звонками, когда до бара остается около двадцати минут, говорит, что сборище семнадцатилетних пигалиц сводит его с ума, говорит, что они страшнее ведьм, говорит, что они мучают стэйнвей.

Смотри, Зарецкий, в твоем баре люди, дети, и они собираются разнести его на кусочки, на щепки.

На самом деле, в «Безнадеге» детей не так уж и много – шесть девчонок. Две брезгливо поджимают губы, вертя в руках бокалы с… соком, надеюсь. Остальные вроде нормальные, несколько парней, мои ребята разминаются на сцене, девочки-официантки снуют между столиками.

Я хмурюсь, потому что не вижу Дашкиных родителей. Но набрать Гада не успеваю, Лебедева хватает меня за руку и тащит за собой: «знакомить».

Зарецкий, смотри, через что я из-за тебя прохожу! Где тебя черти носят?!

Знакомство проходит эпично.

- Не смотри на меня так, - говорит Лебедева краешком губ. – Этих не я звала.

- А кто? – удивленно смотрю на нее, отходя от пришибленных малолеток.

- Кто-то из парней, наверное, - пожимает красавица-Дашка плечами.

- Хочешь выкину их? – спрашиваю, косясь на парочку, пока будущая верховная ведет меня к другим своим подружкам.

- Да черт с ними, - отмахивается Дашка, - пусть сидят, - жест выходит поистине королевским, и я прячу улыбку, смотрю на Данеш и… офигеваю, потому что старуха мне подмигивает, снимая с подноса бокал с вином.