Бар эскадрильи

С этими родителями просто с ума можно сойти. Они так стремительно меняются, так быстро переходят от одного настроения к другому. Оставляешь их безразличными, встречаешь потерявшими надежду; только приготовишься их утешать, а оказывается, что они уже смирились со своей драмой. Даже Ив, главный посредник между ними и мной, теряет почву под ногами. Мамин секрет раскрылся прямо во время семейного ужина. Я еще не до конца поверила в эту историю с сердцем, но она по крайней мере освободила меня от навязчивой мысли, которая преследовала меня. Пусть у нее будет все что угодно, но только не это! Я до сих пор помню, как в детстве после смерти тети Иветты просыпалась ночью с громкими криками. Взрослые вели себя неправильно, слишком много обсуждая все это в моем присутствии. Я только и думала об этом крабе. Когда улыбающаяся мама замолчала тогда, за ужином, я чуть не расплакалась от радости. Она сказала мне: «Ты же не будешь плакать, моя Кло?» Я не могла признаться ей, что это от облегчения. Сердечники — это люди полные, с мешками под глазами и красными прожилками на щеках. Или нервные, вечно встревоженные. Спокойная госпожа Форнеро, которая как шхуна вплывает в салоны и бутики под всеми парусами, не может… Ладно, я брежу. Клод не мнимая больная. Сколько раз она мне повторяла: «Я? Я же железобетонная…». Значит, болезнь опасная. Жос говорит: «Серьезная». Он всегда находит точное слово. Когда ему еще порой случается читать какую-нибудь рукопись, он не обсуждает с автором ее сюжет, он в ней исправляет слова. Это его успокаивает. Значит, это что-то серьезное, но в то же время определенное — как это похоже на маму. Теперь мы должны заставить ее жить медленно и беречь себя. Отныне мы стали похожими на обычную семью, со своей «проблемой здоровья». А то со временем наше общее постоянно крепкое здоровье сделало нас чересчур самодовольными. Отныне в машине всегда будет плед, а в ящичке сбоку у окна — лекарства; больше мы уже не будем безрассудно лазать на любую вершину и будем говорить: «Кофе, пожалуйста, без кофеина!..» Будет тепло и немного тесновато, как дорога, ведущая в зиму.

Немного успокоившись, Жос погрузился в пучину сомнений по поводу «проекта Боржета». Не опозорит ли себя ЖФФ, опубликовав телероман, или сможет торжествовать, проявив достаточно гибкости, чтобы заполучить крупный куш? Какое испытание для издательской добросовестности!

Что же касается Ива, то его преклонение перед моим отчимом — что является благословением моей жизни! — заставляет его повторять буквально все перипетии настроения Жоса. Он кажется взбешенным и растерянным, особенно из-за того, что Брютиже, наш мэтр и законодатель в вопросах большой литературы, предает нас и принимает сейчас Блеза с его надеждами на золотое дно. Никто больше не играет свою истинную роль: патрон не заботится о доходах, главный редактор выражает свою любовь к деньгам, а утонченный автор только о них и мечтает. Сплошная фантастика. Приходится все время иметь дело с человеческими страстями, с мечтами, и никогда — с реальностью. Даже не с интересами как таковыми. Может быть, именно это нас всех и завораживает? Наверное, очень скучно заниматься делом, где неотвратимо один франк всегда стоит один франк, один метр всегда равен одному метру. У нас нет «эталон-мэтра», как не преминул бы пошутить Шабей. А кстати, о Шабее: я снова обнаружила на своем столе килограмм роз и заумное жгучее послание. Секретарши прыскают со смеху. Ив когда-нибудь расквасит ему нос, который у Шабея просто великолепен, хотя и страшно заострился с годами. Мама от него без ума.

Ив и я приглашены на будущей неделе на уик-энд к Мезанжам. (Какая была бы прекрасная компания, какой чудесный план, с С…. Воскресенье в родовом гнезде, среди деревьев…) Мы не входим в круг их близких друзей и это попахивает дипломатическим маневром. Жос состроил гримасу, когда я ему нарочно рассказала об этом предложении. Я видела, что в какой-то момент он чуть было не попросил меня от него отказаться, но передумал. Это подталкивают Жоса к чему-то или удерживают его? Будто размахивают у него перед носом красной тряпкой.