Бар на окраине

Наручные часы показывали уже 23.41, а поезда все не было. Щуря глаза, я стала пристально вглядываться в непроглядную темень, откуда он должен был появиться. Наконец, вдали засветились огоньки фар, и послышался приближающийся мерный стук колес. Через минуту электричка, замедляя ход и призывно гудя, проплыла мимо длинной гусеницей, и самый последний ее вагон остановился напротив моей озябшей одинокой фигурки. Испачканные чем-то двери распахнулись, и я, с трудом взобравшись на высокие ступеньки, побрела в пустое полутемное нутро вагона и села у окошка. Кроме меня в вагоне никого не было.

Не успела я, сдерживая тяжесть на сердце, усесться поудобнее, как электричка тронулась, мимо медленно проехал тусклый фонарь, потом промелькнуло маленькое здание вокзала, и по краям рельсов стеной возникли густые темные деревья.

В телефонных наушниках играла медленная песня Depeche mode «Sister of night», она текла, как тихая вода, и ее ласковое течение согревало мое продрогшее тело.

Под ее успокаивающее звучание я начала незаметно клониться ко сну, когда вдруг ощутила легкий толчок в бок. Приподняв с плеча голову, я разглядела в полумраке толстую проводницу в синей униформе.

— Билет, — коротко гавкнула она.

Я извлекла из кармана рюкзака мятый бумажный прямоугольничек.

— До Левкоево?.. — удивилась она, поднеся его к глазам. — И что ты там забыла, девонька? Это далеко-о! Почти два часа ехать!..

Я кивнула.

Проводница сочувственно взглянула на меня, одиноко сидящую в темном вагоне, и хотела что-то сказать, но передумала. Потом перевела взгляд на часы, и глаза ее начали вылезать из орбит.

— Уже без пяти двенадцать! — возгласила она и с выпученными глазами метнулась к выходу, крикнув на бегу: — Я сейчас!

Она, действительно, скоро вернулась с бутылкой шампанского и двумя пластиковыми стаканчиками. Ловко крутанув пробку, толстуха извергла из бутылки фонтан брызг, разлетевшихся по всему вагону, потом живо разлила шампанское по стаканчикам и сунула один в мою холодную руку.

— Надо желание загадать, — затараторила она доверительно, — написать на бумажке всего одно слово, но самое-самое важное, поняла? Всего одно! Потом быстро сжечь ее, пепел бросить в бокал…, - она усмехнулась, — и выпить, пока часы бьют полночь.

Я растерянно замерла со стаканчиком в руке.

— Обязательно! — приказала она.

— Но у меня нет ни бумаги, ни ручки… — начала я сдаваться под ее напором.

Проводница вытащила из кармана обломок карандаша и протянула мне.

— Сойдет. Напиши прямо на билете.

— А где часы, которые будут бить полночь?.. — задала я вопрос на засыпку.

Но она оказалась крепким орешком и не отступила.

— Пиши быстрей! Мои точные! А то я сама не успею…

Я быстро нацарапала на обратной стороне билета одно заветное слово и чиркнула зажигалкой. Маленькое пламя озарило потертые желтые сиденья старого вагона.

Пепел посыпался в стакан.

— Пей! — торжественно провозгласила проводница и, вырвав у меня карандаш, начала строчить что-то на клочке бумаги. — Представь, что часы уже бьют!

И она стукнула своим стаканом о мой и зычно закричала:

— С Новым годом!

Повинуясь ее распоряжениям, я залпом выпила шипучий напиток с пеплом и, поперхнувшись последним глотком, глухо закашлялась.

Она тоже выпила свою порцию, потом рассмеялась и протянула пухлую руку.

— Рита.

— Арина, — я тоже почему-то рассмеялась сквозь выступившие слезы.

— Теперь твое желание непременно сбудется! — уверенно сообщила Рита и добавила: — И мое тоже.

Она разлила еще по одной порции, мы снова выпили, и она спросила:

— А чего это ты в Левкоево собралась? Одна, в такую ночь… Там ведь от станции до деревни еще пешком километра два…

Я почувствовала, как сердце стягивают железные тиски.

— Ой! — вдруг закричала Рита. — Станция!

И, размахивая бутылкой, сломя голову побежала к дверям вагона.

Я опять осталась одна. Вздохнув, включила убаюкивающую песню и стала смотреть в темноту за окном, ощущая обнимающий ноги холод.

И вспоминая о том слове, которое было написано на обратной стороне билета.

Это было слово «Остаться».

Если бы у меня было хоть чуточку больше времени на раздумья, я написала бы какое-нибудь другое, более точное слово, например, «жизнь» или «выжить». Но в тот момент я написала первое, что пришло в голову — Рита меня очень торопила.

Под словом «остаться» я имела в виду, остаться в живых.

А как расшифруют его там, наверху, те, кто должен исполнить мое желание?..

Рита больше не вернулась, и все два часа я просидела одна у темного холодного окна, время от времени одолеваемая дремотой. Монотонные песни, льющиеся из наушников, укачивали меня, как в люльке.

«Этак я станцию свою могу проспать», — забеспокоилась я, чувствуя, что неуклонно впадаю в сон, и быстро поставила развеселую песенку «Дискотеки Аварии» «Яйца».

Но не успели прозвучать бодрые аккорды вступления, как поезд начал замедлять ход, и, выглянув в окно, я увидела приближающуюся деревянную станцию с надписью: «Левкое…о».