Барановичское гетто. Колдычевский лагерь смерти

Страшная весть о войне пришла к нам рано утром 22 июня 1941 года. Мы все бросили и с узелком самого необходимого пошли на восток. По очереди с женой несли маленьких детей — Ефима около года и Марину 4 лет. Вскоре нам преградили дорогу фашистские танкетки с черными зловещими крестами. Пришлось возвращаться. А уже через два дня все евреи немецкими автоматчиками и полицейскими были согнаны в созданный в центре города лагерь-гетто. Здесь, в 11 кварталах, собрали свыше 15 тысяч человек. Нашу семью, например, вселили в маленький деревянный домик на углу Садовой, состоящий из трех небольших комнат и кухоньки. Всего в него втолкали 82 человека. Везде, где только возможно, были установлены в 4 этажа нары. Для жилья использовались сарай и коридор.

Уже к декабрю 1941 года территория лагеря была обнесена тремя рядами колючей проволоки, лагерь усиленно охранялся. Особенно унижало клеймо из куска желтой ткани, нашитой спереди и сзади нашей одежды. Это означало, что гитлеровцы не признают нас за людей — мы вне закона.

Каждый раз, когда наша колонна возвращалась с работы, полицейские у ворот всех обыскивали. Продукты изымались, хотя в лагере нас ждали голодные дети. Меня не раз «клеймили» дубинками у ворот, но это не останавливало.

Летом 1941 года нас, 700 человек, после нескольких дней поездки в изнурительной тесноте и духоте, без пищи и капли воды в закрытых вагонах выгрузили на станции Ново-Вилейка, где от темна до темна мы строили ветку железной дороги. Мы думали о мести врагу, о победе. Наконец, в середине октября 1941 года под огнем автоматов совершили побег. В нашей группе бежали врассыпную 31 человек. Но удалось убежать только 20.

Глухими дорогами, лесами, болотами я с небольшой группой пробирался в родные места. Хотелось помочь родным, семье, включиться в группу сопротивления… Но в конце октября 1941 года уже в городе Барановичи, недалеко от гетто был схвачен. И я снова раб, снова ношу желтое клеймо, снова иду в строю узников гетто…

Рано утром 4 марта 1942 года начался отбор узников для массового уничтожения. Всех из западной части лагеря через узкий коридор полицейские перегнали в восточную. На углу улиц ныне Грицевца и Мицкевича стояла огромная свора немецких жандармов, полицейских, латышских карателей. Рядом полицейские держали вздыбленных и рвущихся немецких овчарок. Один из карателей выкрикивал: «Марш ин!» (иди туда) — и показывал на улицу Мицкевича. Это означало смерть…

Обреченных загоняли дубинками и автоматами в автомашины, «душегубки» и вывозили на расстрел. Мне же указали на дом по ул. Мицкевича, 22. Видно, сыграли свою роль мои широкие плечи и большие здоровые руки, пока нужные моим палачам.

В лагере я много раз переживал смерть моих знакомых. Каждый забор, дом, дерево, камень напоминали чью-то жизнь, загубленную здесь, напоминали гибель свыше 30 ближайших родственников. Море слез не могло смыть горечь утрат. 22 сентября снова вывезли на уничтожение свыше 5 тысяч человек.

17 декабря 1942 года каратели провели акцию полного уничтожения узников гетто. Вместе с другими на уничтожение вывезли жену и моих детей — Ефима и Марину. Они навсегда останутся в моей памяти такими.

Из некогда проживавшей в гетто огромной массы людей, свыше 15 тысяч человек, была отобрана небольшая группа в 210 человек — специалистов, которых направили в Колдычевский лагерь смерти. Среди них оказался и я. Здесь я много раз переживал смерть знакомых, близких, полной мерой испытал пытки, побои, оскорбления, издевательства, голод и почти ежедневное ожидание смерти.

Среди узников нашего блока была организована и действовала хорошо законсперированная подпольная группа. Главная цель организации — сплотить узников и осуществить побег. В условиях, когда даже встречи, беседы узников друг с другом вызывали жестокие наказания, а связь с узниками другого барака, как правило, каралась смертью, члены организации смогли расширить ряды подпольной группы и наладить прочные связи с заключенными другого блока. Возглавлял организацию умелый конспиратор Роман Фридман, впоследствии отважный партизан.

В ночь на 24 марта 1944 года узники блока через заранее подготовленный и замаскированный лаз в нижних венцах гумна, под которым еще раньше был сделан подкоп, цепочкой по одному по строго установленной по жребию очереди (мне попал номер 56), а всех бежало 91 человек, бесшумно (так как деревянные колодки на ногах — такая была обувь у заключенных — обмотали тряпками), пробегали в подвал кожевенного цеха, стоявшего в метрах 20 от ограды. Оттуда через отверстие в полу под чаном для замачивания кож, работавшие в цехе узники накануне выпустили воду. Мы проникали в цех. Подготовленная группа быстро разрезала колючую проволоку ограды, и через созданные ворота, строго по очереди, мы выбегали на волю… Так как побег готовился заранее и тщательно, продуманно, руководители его сумели договориться с одним из охранников, что в условленное время тот отвлек часового. Это дало возможность в считанные минуты прорезать ход в ограде из колючей проволоки и благополучно уйти 91 узнику лагеря.