Барбарелла, или Флорентийская история (СИ)

В центре кучки стоял мотоцикл, на его сиденье возвышалась та самая вчерашняя убойная котовая переноска. Из окошечка была убрана решётка, изнутри торчала полосатая мордочка котёнка Ферро. Он шевелил усами и принюхивался.

Гвидо стоял возле руля и держал в руках какую-то тонкую палочку. Оторвал от неё кусочек, держал в руках.

Котёнок выбрался из своей переноски и стал исследовать средство передвижения — обнюхивать всё, до чего дотягивался. Потом поточил когти о кожистое сиденье, получил строгий шипящий звук от хозяина и направился к нему. Тот только рад был, дал котёнку кусочек и тот радостно съел.

Элоиза подошла к Доменике.

— Привет, ты сюда или отсюда?

— Привет, — та обрадовалась и поцеловала Элоизу. — Сюда. Какой прелестный зверь, правда?

— Правда. У зверя какие-то неполадки внутри, ему колют антибиотики. Не взглянешь?

— Я со школы не выправляла зверей. Ничего не помню.

— Я тоже, — пожала плечами Элоиза. — Но вчера, кажется, эксперимент удался.

— Хорошо. Дон Гвидо, что с вашим зверем? Это же котик, я правильно поняла?

— Да, это котик, классный, правда? Говорят, он простыл и у него воспаление чего-то там. Рентген показал и анализы. Но сегодня он уже заметно лучше! И бегает, и прыгает, и ест!

Котёнок тем временем доедал безжалостно разорванную на кусочки палочку.

— А что он, простите, ест? — удивилась Доменика.

— Специальную кошачью колбаску! — гордо сообщил Гвидо. — Вообще-то отец Варфоломей нам нехило вставил за то, что кормили кота всем подряд, только что пивом не поили, но теперь он ест только специальную кошачью еду. Правда, всё остальное тоже просит, — рассмеялся и погладил кота по носу.

— Не дадите его мне, скажем, — она задумалась, — до позднего вечера? Я его поглажу. Ничего не обещаю, но вдруг что-нибудь поправлю?

— Да конечно, донна Доменика, спасибо вам огромное! — Гвидо сгрёб кота и дал в руки Доменике.

Кот тут же принялся её обнюхивать.

— Нос мокрый, это хорошо, — Доменика одной рукой держала котёнка, а другой гладила от головы до кончика хвоста.

— Да, сегодня мокрый, — подтвердил Гвидо, — но в ветеринарке сказали, что завтра и послезавтра всё равно ставить уколы. Он прямо герой, терпит!

— Вот и славно, что терпит. Я позвоню, когда можно будет забрать, — Доменика поправила на плече объёмную сумку.

— Донна Доменика, давайте вашу сумку, я отнесу. Вы в больницу или прямо к дону Бруно?

— К нему, — рассмеялась Доменика. — Несите.

А у Элоизы зазвонил телефон, и это оказался Лодовико.

— И где ты есть, позволь спросить? Нет бы позвонить и узнать — вдруг какие новости? Или хотя бы пришла бы с нами выпить, — бурчал он, но она слышала — это было совершенно не обиженное бурчание, так, для порядка.

— В данную минуту — в гараже. Могу прийти, куда надо. А какие, собственно, новости и куда приходить?

— К реставраторам, — сообщил Лодовико. — Здесь у нас та самая отчётливая чертовщина.

* * *

В конференц-зале реставраторов Элоиза ожидаемо увидела Лодовико и отца Варфоломея, тут же были Оливия Дельфино, статная дама в годах, глава реставрационного отдела, и искусствовед Габриэлла Кортезе. За компьютером сидел юный сотрудник службы безопасности Даниэле, за его плечом стоял Гаэтано, и оба они хмуро смотрели в монитор.

Вчерашний портрет лежал на большом столе посреди помещения.

— Добрый вечер, дамы и господа, — Элоиза вошла и прикрыла дверь.

— Проходите, Элоиза, и располагайтесь. Или не располагайтесь, а посмотрите ещё раз на это полотно, и я буду рад, если вы скажете, что с ним не так, — Варфоломей кивнул на стол.

— А с ним что-то не так? — Элоиза подошла к столу и вгляделась в лицо изображённой дамы.

— Понимаете, она падает, — сказала Оливия.

И в голосе её было что-то такое, трудно передаваемое. С чем ранее никогда не сталкивалась дама её возраста, опыта, квалификации и габаритов.

— Куда и откуда? — уточнила Элоиза.

— На пол, — пожала плечами Оливия. — Помните, мы её оставили вчера здесь стоять? Утром она была на полу. Подняли, поставили обратно — мало ли? Рассмотрели глазами, потом через лупу, сделали рентеновский снимок и посветили разными лампами. Не увидели ничего предосудительного. Можно сказать, целый день с ней тут ковырялись всем коллективом. А в конце рабочего дня оставили так же, как и вчера, и собрались уходить, и зал заперли, и опечатали. А потом я поняла, что забыла здесь телефон, и пришлось вернуться. И что вы думаете? Снова лежала на полу. Я не понимаю.

— А камеры просмотрели?

— Да, донна Элоиза, — кивнул Гаэтано. — Даниэле просмотрел очень внимательно. Никто к ней не подходил. Мы можем вам показать, это реальная чертовщина.

— Да глюк это какой-то, — пробормотал Даниэле. — Ну не может такого быть. Камеры глючат.

— Обе разом и одинаковым образом? Не верю, — покачал головой Гаэтано.

Он открыл и показал ей четыре ролика, вырезанных из общих записей, по два с каждой камеры. Смысл в них был примерно один, и он отлично описывался обеими приведёнными понятиями — это мог быть, гм, глюк, но могла быть и чертовщина.