Барбарелла, или Флорентийская история (СИ)

— Можно, но — не каждому. Вам — договориться, мне — выбраться. Кстати, для агрессивного воздействия моих сил было недостаточно.

— Но совместно мы справились. А что было потом? С леди и тем рыцарем?

— Через несколько дней я уехала. И если возвращалась в Иркутск, то мне было совсем не до того человека.

— Куда-куда?

— Далеко. Туда, где живёт дядя Валентино. Там сейчас зима с минусовыми температурами и снегом. Туда уехала до Рождества наша маленькая Анна.

— Анна не боится холодов и снега?

— Нет. Ей нравится. Она живёт, как обычный подросток, и учится в самой обыкновенной школе, да ещё и на другом языке, всё не как здесь. И иногда звонит мне поздно ночью, когда у них там раннее утро, и просит помочь с домашней работой по алгебре. Вот, я даже проснулась от рассказов и воспоминаний.

— Если вдруг ваша Лианна пригласит вас поучаствовать в чём-то подобном — зовите и меня тоже. Мне интересно.

— Но там-то все взаимодействия по правилам и по договорённости. А у вас обычно — всё по-настоящему.

— Это с вами обычно по-настоящему. Если бы госпожа Барбарелла не взялась вам сниться — ничего бы и не было. Ну, провели исследования, определили подлинность, написали заключения. Да и всё. А с вами всё получилось… так, как получилось. И к лучшему, я думаю.

Они целовались, а поезд уже ехал по Риму.

* * *

В понедельник вечером Элоиза поднялась в «сигму» из офиса, где пришлось задержаться — когда приходишь на работу в обед, то не всегда есть возможность потом уйти с неё вовремя. Себастьен вообще настаивал на визите к Бруно прежде всей возможной работы, но она отговорилась тем, что позвонит ему и согласует консультацию. Конечно же, за делами она об этом забыла и вспомнила уже практически вечером, и тогда — созвонилась и договорилась на следующее утро. Бруно был ехиден и спросил — чем это они таким занимались ночью во Флоренции, что наутро её так скрутило? Пришлось говорить — да, вечеринка в музее, практически до утра. И слушать комментарии — о том, что бывает, когда веселишься до утра, будто бы тебе двадцать и у тебя нет никакого серьёзного неврологического диагноза.

Ну да, всё так, но что ж теперь — всегда отправляться спать до полуночи и ничего более? Бруно ответил, что пусть она, Элоиза, сначала до него дойдёт, а там уже будет видно.

А потом ещё пришёл Гаэтано и спросил осторожно — что госпожа Элоиза, думает о рождественском празднике и о танцах применительно к нему. На том балу, где они все были, танцевали много несложных, но очень весёлых танцев, не помнит ли госпожа Элоиза их названий? Он уже предварительно поговорил с маэстро Фаустино, и тот согласен немного уплотнить свой предрождественский график и снова вести занятия в палаццо Эпинале. Гаэтано говорил так вкрадчиво, что Элоиза вот прямо со всем согласилась, и когда осознала это, то долго смеялась. Но отсмеявшись, наотрез отказалась учить кого бы то ни было менуту или вольте — первое требует к себе уважения и многих часов занятий, второе попроще, конечно, но тоже требует. Если сейчас начать — к лету кто-нибудь чему-нибудь научится. Поэтому забыли. Гаэтано не стал настаивать и с благодарностью откланялся.

А в «сигме», кроме Лодовико и Себастьена, сидел Варфоломей. С виду он был несчастен, а судя по состоянию бутылки с коньяком перед ним — пил уже не первый бокал.

— Отец Варфоломей, что с вами? — Элоиза разместилась в кресле с ногами и передала бокал, чтобы в него налили — немного, пожалуйста, а то неизвестно, как себя поведёт голова.

— Я, наверное, никогда этого не переживу, — вздохнул священник. — В моём мире всё было нерушимо — вот я, вот Господь, вот картины. А теперь?

— Но согласитесь, что не все исследователи относятся к картинам так же трепетно, как вы?

— Наверное. Я не задумывался об этом. Я всегда считал, что все делают, что должно, и точка.

— Значит, продолжайте так считать и далее. А ваше знакомство с некоторыми экспонатами представляйте, ну, сном, что ли, или прочитанной историей.

— Отче, в конце-то концов, ты же не думаешь, что наши местные экспонаты захотят избавиться от твоей тирании и диктовать здесь нам всем свою волю? — рассмеялся Себастьен.

— Я надеюсь, что не давал поводов для подобного безобразия, — фыркнул Варфоломей.

— Значит, спи спокойно, — пробурчал Лодовико. — Тебя не впишут в картину и не выгонят восвояси.

— А если вам захочется ещё пообщаться с экспонатами — у вас всегда есть возможность приехать в третью субботу ноября на виллу Донати, — заключила Элоиза. — Взять туда с собой требуемую картину и там спросить грозным голосом — что картине вообще нужно.

— А раз наши экспонаты до сих пор не взмолились и им не ответили — значит, ты устраиваешь их как эксперт, хранитель и реставратор, — подвёл итог Себастьен. — А пока выпьем.

И они выпили, а потом ещё съели, и далее в тот вечер к теме виллы Донати не возвращались.

* * *