Барби. Часть 1 (СИ)

Даже сейчас, спустя два года, Барбаросса помнила ее немудрящую рецептуру, которую тайком переписывали друг у друга школярки, всерьез полагая, будто причащаются тайной формулой, дарующей могущество и силу. Цикорий, лунник, вербена, пролесник, толстянка, венерин волос, потом, кажется, птичья кровь, бульон из новорожденного теленка, истолченный смарагд, паутина из дома вдовы… Дальше полагалось на протяжении трех ночей толочь хексензальбе в медной ступе, трижды перегонять зелье, трижды фильтровать — через березовую золу, пепел отцеубийцы и кладбищенскую землю, остужать, произносить какие-то формулы…

Когда-то давно, два года назад, она и сама чуть было не испробовала на своей шкуре чудодейственную «ведьмину мазь». Пятеро школярок из Шабаша раздобыли украдкой нужные ингредиенты и глубокой ночью, таясь от старших, приготовили их на потайном огне, разожжённом в руинах Пьяного Замка.

Поступок, рожденный не любопытством, но отчаянием. Эти сопливые пигалицы были настолько сломлены, что не рассчитывали дожить до конца своего первого года в Броккенбурге. Неустанная травля со стороны старших, грызня в Шабаше, напоминающая бесконечную войну крыс в подполе, жестокие наказания и изматывающие занятия быстро вытравливают розовые надежды и детские мечты. Шабаш легко сжирает всех тех, кто оказался недостаточно силен духом, недостаточно жесток и силен, чтобы прожить этот первый, самый сложный, год.

Никчемная авантюра. Сейчас забавно вспоминать, что она сама едва не поучаствовала в ней. Не потому, что относилась к числу таких же забитых беспомощных созданий, как они сами. Пусть через полгода после начала обучения она еще не была той Барбароссой, с которой вынуждены были считаться прочие, пусть она носила другое имя, куда более дрянное, данное ей в насмешку, определенная репутация у нее была уже тогда. Репутация, завоеванная не только крепкими кулаками, высаживающими зубы из чужих челюстей как семечки из созревших подсолнухов, но и звериным норовом, с которого она научилась снимать узду.

Скорее, это была их плата ей, Барбароссе, за некоторые услуги, оказанные с ее стороны. Кое-кого из этих несчастных она в свое время спасла от неприятной участи — и они решили расплатиться с ней, предложив в качестве оплаты свою долю «хексензальбе», чудодейственной ведьминской мази.

И ведь она всерьез раздумывала об этом! Крепкие кулаки — это хорошо, но одними только кулаками, как и самодельным ножом, спрятанным в башмаке, не протянуть все пять лет в Броккенбурге. Даже самый ничтожный демон из числа адского сонма обладает силой, достаточной чтобы превратить человеческое тело в парящий на ветру пепел, что уж говорить о прочих энергиях ада, с которыми их учили управляться? О яростной грызне в Шабаше, которая с течением времени никуда не исчезает, превращаясь в не менее яростную поножовщину между ковенами? О плотоядных круппелях, многие из которых никогда не прочь отведать сладкого человеческого мяса или сшить из мягкой человеческой кожи симпатичный половичок? О тысячах прочих опасностей и ловушек, которыми Броккенбург на протяжении многих веков изводит излишне самоуверенных и беспечных девиц, маня их патентом «мейстерин хексы»?..

Стыдно признать, она чуть было не дала согласие. Заколебалась. Ведьмина мазь обещала то, чего так отчаянно не хватало ей на первых порах в Броккенбурге. Она обещала силу. А сил отчаянно не доставало. Так отчаянно, что иногда, хлюпая кровавыми пузырями, пытаясь втянуть воздух сквозь боль в переломанных ребрах, рыча от бессилия, катаясь по перепачканному нечистотами полу, она готова была скормить половину своего тела адским владыкам, лишь бы те дали ей сил пережить все то, что творилось с ней в Броккенбурге. Не рехнуться умом, не свести счеты с жизнью, не быть раздавленной или сожранной прочими несчастными, с которыми она оказалась в одной стае, именуемой Шабашем.

Правду говорят, первый круг в университете сродни мельничному жернову. Или раздавит, истерев в костную муку, как истер тысячи самонадеянных сучек за минувшие века, или пощадит — если ты сама окажешься достаточно ловкой, уверенной в себе и верткой сучкой с острыми зубами.

Она сумела, но сил подчас оставалось так мало, что невозможно было поверить в то, что ей удастся пережить следующий день. Если начистоту, иногда она сомневалась и в том, что дотянет до заката.

В ее родном Кверфурте порядки тоже были не сахарные. Приходилось и кровавые сопли подбирать и самой руки марать. Да что там, если живешь в Кверфурте, скорее всего дубинка и кистень тебе сызмальства будут привычнее, чем тряпичные куклы и горшки, даже если адские силы наделили тебя при рождении дыркой между ног! Дрянной мелкий городишко, каких множество в округе, это тебе не Магдебург с его театрами и операми, не столичный Дрезден, тут развлечения сыздавна ходили самые простые…