Бардадым – король черной масти

– Как же это, сеньор, – усмехнулся Сигизмунд, – вы же караульщик, а у вас же и сапоги сперли?

– Да ить как сказать, – слегка смутился Калтырин, – конешно, это… ну, в обчем… ходишь-ходишь, она ночь-то теперь какая! Сомлеешь этта… как сказать, и так и дале… живой человек!

Новые сапоги Ермолая и двухкилограммовая Сигизмундова щука взывали к мести и каре. Возмущение обоих потерпевших было так велико, что они договорились меж собою – хоть ночь, хоть две не спать, а накрыть-таки дерзкого грабителя…

– Ну, раз такое дело, – сказал Максим Петрович, узнав об их намерении, – то нечего нам тут такое скопление народа устраивать.

И он велел братьям идти наверх, в село, патрулировать по улицам, а сам остался на базе и присоединился к Ермолаю и Сигизмунду.

Расположившись у подножия известной читателю птищевской скульптуры, откуда отлично была видна вся территория оздоровительной базы, они сперва тихонько, затаясь, сидели, изредка перекидываясь незначительными фразами, чутко вслушиваясь в таинственные ночные шорохи, всматриваясь в словно бы шевелящуюся темноту, сосредоточив все свое внимание на одной-единственной мысли – увидеть, услышать и не упустить.

Медленно, скучно, томительно тянулось время, скупо отсчитывая минуты,, легкими вздохами ветерка, нежным мелодичным лепетом сбегающих с горы родничков навевая сладкую дрему… Сиди Ермолай с Сигизмундом вдвоем, как они предполагали, одни, не будь они скованы присутствием официального лица – милицейского капитана, у них, разумеется, куда как веселее проходило бы их добровольное дежурство: и тот, и другой любили и умели поговорить, рассказать, вспомнить кое-что из своей жизни; и тот и другой были людьми, повидавшими на своем веку такое, что далеко не всякий видывал.

Действительно, как Калтырину, прошедшему через три войны – первую империалистическую, гражданскую и отечественную, в девятьсот пятнадцатом побывавшему с русским экспедиционным корпусом во Франции, так и Сигизмунду, исколесившему в служебных командировках всю Европу, дважды пересекшему по дороге в Америку Атлантический океан, в свое время удостоенному чести с группой других инженеров побывать на приеме у самого Сталина, было что рассказать, что вспомнить бессонной ночью. Но им казалось неловко в присутствии Максима Петровича, то есть как бы находясь при исполнении служебных обязанностей (как пожилые, серьезные люди, они так понимали свое дежурство), затевать пустопорожние разговорчики и звуком голосов нарушать потребную для такого ответственного дела тишину.

Однако час проходил за часом, кругом стояло такое невозмутимое спокойствие и так неудержимо клонило ко сну, что они все-таки не выдержали и завязали негромкую беседу.

Первым начал Ермолай.

– Вот вам и на руку, – сказал он, обращаясь к Сигизмунду, – этак ночку скоротаете – и зорьку не проспите… Поедете небось за окунями-то?

– Что за вопрос? – пожал плечами Сигизмунд. – Конечно, поеду. Но послушай, дорогой товарищ, что же у тебя все лодки так безбожно протекают?

– Да ить оно, как сказать, – охотно принялся за свое словесное плетение Ермолай, – ить этта лодку… ее, как сказать, надо приготовить – ну, в обчем, шпаклевка, проолифить, покраска, и так и дале… С ней, знаешь, с лодкой, делов-то! Вагон да еще и маленькая тележка… Что? Нет, скажешь?

– Премудрость какая! – засмеялся Сигизмунд. – Вот ты бы и делал эти дела, поскольку тебя начальство поставило смотреть за порядком…

– Премудрость не премудрость, – сказал Ермолай, – а я в лодках, как сказать, собаку съел. Вы, конешно, это, ну… по своей части ученые – как и ваша должность, и так и дале… Я же, как сызмальства при реке, значит, и мое понятие – по части лодок, в обчем, и как, и что… как сказать – своя образование. Ить оно – как сказать? – приступил, допустим, к лодке, – первое дело что? Первое дело, будь добрый, проолифь, как следовает – и раз, и два, а есть усердие – давай и в третий. Теперь дай ей просохнуть, конешно, и уж тогда – свинцовым суриком, а впоследствии того…

– Постой, постой! – перебил его Сигизмунд. – Что ж ты их – олифил?

– Как же не олифил? Фактически ясно, олифил.

– А суриком?

– Пиндюриком! – ядовито усмехнулся Ермолай. – Прыткой какой! Где я тебе его возьму?

– Карамба! – удивленно воскликнул Сигизмунд. – Как это – где? В магазине, конечно.

– Вы бы, товарищи, потише! – недовольно заметил Максим Петрович.

– В магазине! – зловещим шепотом зашипел Ермолай. – Там его для нас приготовили… Свинцовый сурик, парень, если хотишь знать, только у частника добудешь.

– То есть как это – у частника? Какой в наше время может быть частник?

– Такой самый! – Ермолай искоса взглянул на Максима Петровича. – Сопрет где-нибудь на стройке ай где – и будь здоров – пожалуйте, пять целковых за кило… Хоть пуд.

– Ну и дела! – покачал головою Сигизмунд.

– Как же не дела! У него, у частника, то есть чего хочешь достанешь, чего душе твоей угодно. Хотишь резину для автомашины, хотишь – шифер, хотишь – что…

– И все – ворованное?