«Все-таки научились у нас обслуживать население, —думал он с ликованием в душе от того, как удивительно просто и без всякого труда досталось ему пристанище, с гордостью за достигнутый, наконец, нормальный порядок вещей, преисполненный нежного, благодарного чувства к даме за стойкой, одним лишь движением руки с зеленым листочком анкеты перевернувшей в нем все его привычные, сложенные опытом представления. – В самый еще курортный сезон! В центре города, в двух шагах от моря! И не надо ни министерской брони, ни блата, ни внушительного командировочного удостоверения! Значит, получается у нас, если только по-настоящему взяться! «Хотите – в одиночном номере, хотите – в общем!» И не сказка, не сон… А пример того, как когда-нибудь будет повсюду, куда б ни приехал человек. Номер? Пожалуйста – номер. С ванной? Пожалуйста – с ванной. С телевизором? С телефоном? Будьте добры, сделайте нам это одолжение – вот вам и с ванной, и с телевизором, и с телефоном! И даже с роялем – может, вы поиграть захотите…»
Седовласая дама лишь бегло сличила заполненную Костей анкету с его паспортом, вызвав этим самым в нем новую волну приятного чувства – что его принимают с таким доверием, без мелочного, как это водится, копания, – возвратила ему паспорт, дала сдачу, дала талончик с номером комнаты.
|Костя подхватил с полу чемодан.
– Распишитесь еще вот здесь, – сказала дама.
– А это что? – поглядел Костя на бумажный клочок с машинописными строчками из-под копирки, расплывчатыми и бледными, так что их было почти не прочитать.
– Обязательство освободить гостиницу по первому требованию администрации. Наша гостиница предназначена для организованных групп, и если они приезжают…
Костя не стал вникать в дальнейшие разъяснения: «Группы! Когда-то они еще появятся!» – Расчеркнулся на бумажке и, перескакивая через ступеньки, помчался по ковровой лестнице наверх, на четвертый этаж, искать отведенную ему комнату.
Широкое, в сторону моря, окно было закрашено вполовину зелено-синим, вполовину – лилово-голубым. Внизу шумел порт. Над крышами пакгаузов, над трубами и мачтами замаранных грузовых судов поднимались решетчатые стрелы подъемных кранов. Голые, сквозящие, выставившие на обозрение все детали своих конструкций, они выглядели плоскостно, как чертежи, нанесенные рейсфедером на синьку неба.
На пассажирских прогулочных катерах, качавшихся на мелкой волне возле бетонных причалов, вперебой орало радио. «…Тугие медленные воды – не то, что рельсы в два ряда…» налезало на «…твист и чарльстон, вы заполнили шар земной…» Оба эти голоса, мужской и женский, путались с какою-то воющей саксофонами американщиной.
Из особого, крашеного фонарной серебряной краскою репродуктора, как жерло мортиры нацеленного с крыши стеклянной кассы-будки на набережную с гуляющим, сидящим на парапете, на гранитных ступенях народом и гигантской своей мощью перекрывавшего разноголосицу катеров разносился размеренный, страшно низкого тона голос, и не мужской и не женский, и вообще производимый как будто бы не человеком, а кибернетической машиной. Он зазывал курортников совершить морскую прогулку на катерах. «Через пять минут, – летело из рупора, отзываясь даже эхом от окружающих ялтинскую долину гор, – от причала номер три в сторону мыса Ай-Тодор отойдет катер «Художник Васильев». В пути пассажиры услышат рассказ опытного экскурсовода о достопримечательностях ЮБэКа и дальнейших перспективах курортного строительства. К услугам пассажиров на катере имеется буфет, салон для настольных игр и библиотека. От причала номер четыре через десять минут на часовую прогулку в сторону открытого моря отойдет катер «Сергеев-Ценский». В пути пассажиры услышат рассказ опытного экскурсовода о неисчерпаемых богатствах Черноморского бассейна и путях дальнейшего развития рыбного промысла. К услугам пассажиров…»
Таинственное ЮБэКа, выброшенное из мортирного жерла репродуктора, расшифровывалось как «Южный берег Крыма»…
Под это зазывное незамолкающее вещание Костя постригся и побрился в парикмахерской на набережной; потом, поднявшись на крышу этого же дома, в кафе под брезентовым тентом с голубенькими фестончиками вдоль краев, не спеша, отдыхая от трехтысячекилометрового пути, с аппетитом пообедал. В кафе всё было так, как помнил Костя: кремовые пластиковые столы, легкие стульчики из гнутых металлических трубок… Именно тут, в этом кафе, под этими голубыми фестончиками, два года назад Костя и его приятели завершили свой поход по Крыму, просадив последние деньги, – кроме тех, что были отложены на обратную дорогу. Все равно на Кавказ уже не хватало, и беречь их было не к чему…
Потом Костя вернулся в гостиницу – взять из чемодана записную книжку со своими заметками и адрес того хозяина, у которого проживал Артамонов.