Я не шевелился. Казалось, я прирос к месту. Мое сердце подпрыгнуло от надежды, потом, казалось, совсем перестало биться. Что она имеет в виду? Я опять повернулся к ней и, не сомневаюсь, был страшно бледен. Однако я боялся, как бы моя самоуверенность не одурачила меня, и не рискнул действовать на основании предположений.
— Да, мадемуазель, — сказал я. — Вам будет очень одиноко. Мне очень жаль.
Она ничего не ответила, и я снова повернулся к двери. Мои надежды рушились с каждым моим шагом.
— Сударь!
Ее голос остановил меня на самом пороге.
— Что может делать несчастная девушка с таким огромным имением? Оно придет в упадок без мужской руки.
— Вы не должны сами заниматься этим. Вам нужно нанять управляющего.
Мне послышалось что-то, странно напоминающее всхлипывание. Может ли это быть? Dieu! Может ли это быть, несмотря ни на что? Однако я не стал строить догадки. Я вновь повернулся, но ее голос опять остановил меня. Теперь он звучал дерзко.
— Господин де Барделис, вы честно выполнили свое обещание. Вы не просите никакой платы?
— Нет, мадемуазель, — очень тихо ответил я, — я не приму от вас плату.
На секунду она подняла глаза. Их глубокая голубизна была подернута дымкой. Затем она снова опустила их.
— О, почему вы не поможете мне? — крикнула она и добавила тихо: Я никогда не буду счастлива без вас!
— Вы хотите сказать? — задохнулся я и направился к ней, бросив свою шляпу в угол.
— Что я люблю вас, Марсель… что я желаю вас!
— И вы можете простить… вы можете простить? — воскликнул схватил ее в свои объятия.
Ее ответом был смех, который свидетельствовал о ее пренебрежении всем— всем, кроме нас двоих, кроме вашей любви. Этот смех и бутон красных губ были ее ответом. И если соблазн этих губ… Но все! Я становлюсь нескромным.
Продолжая обнимать ее, я крикнул:
— Ганимед!
— Монсеньор? — откликнулся он через открытое окно.
— Прикажи расседлать лошадей.