Барьер (антология)

В это утро в клинике было не так людно. Тяжелый больничный запах, скорее воображаемый, чем реальный, снова ударил мне в нос. Я вошел в кабинет Юруковой. Она сидела за столом, внимательно вчитываясь в убористо напечатанный на машинке текст. Услышав стук, она подняла голову. Какой бы хладнокровной и привыкшей к неожиданностям она ни была, все-таки я уловил в ее взгляде беспокойство.

– Садитесь, товарищ Манев!

Я молча сел, стараясь отдышаться. Только сейчас осознав, что, поднимаясь, не просто быстро шел, а бежал по лестнице.

– Вы чем-то, кажется, расстроены? – сочувственно сказала она.

– А что, заметно?

– Да на вас прямо лица нет. А может, вы чем-то напуганы?

Она говорила как-то необычно мягко, ласково, дружелюбно.

– Да, немного.

– И что же случилось?

– Мы летали! – выпалил я. – Доротея и я.

Сейчас я отдаю себе отчет в том, что в моем голосе, очевидно, прозвучала злость, даже ненависть. Но я никак не ожидал, что мои слова произведут на нее такое сильное впечатление. Ее мягкое восковое лицо с выражением безмятежного иконописного спокойствия мгновенно преобразилось, стало напряженным и озабоченным. Я догадывался, что она испугалась, но старается это скрыть.

– Расскажите подробнее! – сказала Юрукова невозмутимо.

Пожалуй, я достаточно толково рассказал о том, о чем вряд ли можно было связно рассказать. Я кончил, она молчала. Я догадывался, что она напряженно пытается сохранить самообладание. Нелепость того, о чем я повествовал, почти успокоила меня. Но от ее молчания мне стало жутко. Наконец Юрукова подняла на меня спокойный взгляд.

– Прежде всего не волнуйтесь! – сказала она ласково. –

Вы абсолютно нормальны, никакая опасность вам не грозит!

– Нормальные люди не летают! – сказал я со злостью.

– Никаких доказательств, что вы летали, нет! – продолжала она. – Галлюцинации иногда могут казаться реальнее самой действительности.

– Да, но у меня никогда не было галлюцинаций. У

здорового человека не бывает галлюцинаций. Почему у меня вдруг ни с того ни с сего начнутся галлюцинации?

– Вы ошибаетесь! – ответила она. – Вы же знаете, что

Доротея – девушка не совсем обыкновенная. Раз она способна читать мысли, то почему бы ей не обладать силой внушения?

Я был поражен, такая мысль не приходила мне в голову.

– Вы считаете, что она меня загипнотизировала?

– Ну, не совсем так. Но что-то в этом роде.

Да, конечно, разве может быть иначе? У меня точно камень с души свалился.

– Вы исключаете возможность полета?

– Не исключаю, – мягко ответила она. – Хотя он представляется мне маловероятным.

– Не исключаете? – почти закричал я.

Мне почудилось, что в ее глазах мелькнула досада. А

может, едва уловимое презрение.

– Чего вы от меня хотите? Я могу утверждать то, что мне известно и понятно. Вы вполне нормальный человек, и вам ничто не грозит. Разве вам этого не достаточно?

Да, этого мне было недостаточно. Я продолжал смотреть на нее с недоумением.

– Товарищ Юрукова, вы знаете, что такое гравитация?

– Нет, не знаю! – ответила она сердито. – Даже физики не знают.

– Дело не в определении… А в сути. Вы, вероятно, слышали, какая огромная энергия нужна для того, чтобы вывести ракету на орбиту?

– А вы считаете, что человечество знает все о так называемой энергии?

– Я вас не понимаю.

Юрукова нахмурилась.

– Товарищ Манев, научно доказано, что есть энергия, присущая только живой материи, – сказала она. – И ее нельзя объяснить никакими известными нам законами физики.

Эта женщина была, по всей вероятности, не в своем уме. Или ничего не смыслила в своей профессии. Неужели так трудно было заглянуть мне в душу? И просто-напросто успокоить меня. Я не хотел допускать, что я летал – это представлялось мне абсурдным и страшным. Тысячу раз я предпочел бы быть загипнотизированным.

– Вы не должны пугаться этой мысли! – продолжала она. – Не ради установления истины. Но ради вашего душевного здоровья. Я не убеждаю вас в том, что вы летали…

это действительно невероятно. Но это не так уж глупо или страшно, как вы полагаете. Мы все еще не знаем ни всех возможностей человеческого сознания, ни того, к чему может привести развитие мыслящей материи.

– Человек не может летать! – произнес я упавшим голосом. – Это не дано людям. Это безумие.

– Товарищ Манев! Зачем вы прикидываетесь дураком?

– неожиданно рассердилась она. – Попытайтесь мыслить немного более современно. Это не мистика, не безумие!

Это – наука!

На этот раз я промолчал, понимая, что, чем дольше буду говорить с ней, тем хуже для меня. Я вообще не собирался спорить с ней по поводу ее сомнительных научных теорий.

Кто-то сдвинул пуговицу силой мысли. Дело большое. Не такой уж я серый человек, чтобы не знать, что такое, к примеру, парапсихология. Но летать?.

– Прекратим этот разговор! – пробормотал я. – Обо мне не беспокойтесь, я как-нибудь справлюсь с собой.

Юрукова деланно улыбнулась.

– Я вам дам таблетки, – сказала она. – Будете принимать их три дня по три раза. Потом опять придете ко мне.

– Спасибо.

– И ни в коем случае не тревожьте Доротею. Не расспрашивайте и не разубеждайте ее. Она, естественно, верит в то, что делает. Сейчас нам не следует ей противоречить.