Барьер (антология)

Итак, Ланселот, пожелав умереть стоя и встретить назначенные ему удары не пряча лица своего, с трудом приподнялся, встав сперва на колени и опираясь на руки, потом, хоть и качало его, выпрямился. Он ожидал смерти и потому – кто осудил бы за слабость эту даже столь мужественного и молодого воина – прощально огляделся. Пред ним, глубоко запрятавшись среди угольно-черных скал, находилась Крепость, по сторонам же, словно морские волны, откатывались и набегали голые холмы, а за холмами, рассеянные и растоптанные, влачили свое ярмо люди, из которых родом был Ланселот. Одному из которых он обещал – как давно это было!.. да может, и не было вовсе, – что одолеет Дракона и пробудит Мерлина.

Дракон приблизился к стоявшему уже твердо на ногах

Ланселоту. Когда они повстречались в первый раз, рыцарю было все же не по себе оттого, что он впервые оказался лицом к лицу с Драконом, видел его не способные мигать глаза, плоскую, чешуйчатую лягушачью морда. Но теперь

– теперь он знал его, и, поскольку все утерял, бояться ему было нечего. Поэтому он просто стоял и ждал.

– Видишь, что натворил ты?

– Я не мог поступить иначе.

– Что ж теперь будет с тобой?

Ланселот пожал плечами.

– Теперь я умру.

– Это было бы легко. Не по-мужски, – Дракон отрицательно качнул головой. – Недостойно тебя.

– Теперь уж ничто не может быть меня достойно.

– Ланселот! – В голосе Дракона было столько почтения, что безоружный воин вскинул голову, – Ты ли говоришь это?

– Нет, – Ланселот смотрел на Дракона, его взгляд лишь изредка скользил по сторонам и совсем случайно наткнулся на псов Драконовых. А псы рычали и, столпясь за спиной своего властелина, хватались за мечи, – Я уже не

Ланселот. Мерлин не проснулся!

– Но ты-то жив! Ты жив и здоров, ты можешь все начать сначала. Вернешься домой и расскажешь правду: Мерлин спит. Ну а ты, – в голосе Дракона перекатывались камни, –

ты уже проснулся?

– Прикончите уж меня поскорее, – попросил Ланселот,

– к чему эти разговоры? О чем бы то ни было!

– А может, о том поговорим, что ты все же выбрался из моего замка, хоть и потерял коня своего, свободу и меч?

Оттуда немногие до сих пор выходили, Ланселот!

– Если бы мне довелось еще когда-нибудь чему-то дивиться или размышлять, я спросил бы только: как я попал туда?

Псы Дракона, почтительно, но готовые напасть, стояли полукругом. Небо покрыто было тучами, но постепенно светлело, и наконец появилось солнце.

– Ты без памяти упал перед гробницей Мерлина. Не хотелось мне, чтобы эта чернь, – с неописуемым презрением указал себе за спину Дракон, – видела храброго мужа в положении его недостойном. Я сам унес тебя. Ты лежал на мягкой постели, тебя поили водой, кормили мясом нанизанных на кинжал фазанов.

– Где конь мой, где мой меч?

– Если обещаешь покинуть эти владения, все получишь обратно. Знай же, как умею я миловать!

Только лишь великим страхом Дракона перед Мерлином и опаскою перед Ланселотом можно объяснить столь чудовищный его промах. Рыцарь быстро вскинул голову, и

Дракон сразу понял свою ошибку, но было уже поздно.

– А ведь ты – тот, кто никогда не просит и не дает пощады. Твои слова. За что же меня щадишь?

– Превыше всего я уважаю храбрость. Не ты оказался

Избранным, но жить, думаю, право имеешь. Будь ты действительно у меня в плену, здесь сейчас не стоял бы.

– Где конь и меч?

Дракон махнул рукой, псы с ворчаньем склонились, подали знак в сторону крепости. Из кованых крепостных ворот вылетел долгогривый скакун, живой и невредимый, свирепо огляделся вокруг и переступил несколько раз неуверенно.

– Сюда! Здесь я!

Конь взвился неистово, встал на дыбы, бешеным ржаньем ответствовал Ланселоту и галопом, так что псы опрометью бросились в стороны, поскакал к нему. Ланселот обнял его за шею, и оба склонили головы на плечо друг другу.

– А где же меч мой?

Дракон опять махнул рукой, и два пеших пса с опаской к нему приблизились. Один держал в руках грозный меч,

другой же нес шлем, перчатки и плащ Ланселота. Все это они сложили к ногам его, но, стоило Ланселоту вскинуть голову, отскочили назад.

– Итак, видишь сам. Твоя свобода, меч и конь – все при тебе. И ты жив. Удались же с миром и, коль не можешь сказать обо мне доброго слова, дурного тоже не говори!

– Значит, свобода моя, меч и конь… Мерлин?

– Мерлин спит. Ты видел его. Пойми же наконец, Избранный Рыцарь – не ты. Быть может, распутство твое или то, что жаждешь ты крови… или гордыня… почем я знаю… но он не проснулся.

– Это правда, – вздохнул Ланселот, – Правда, что он не проснулся. Чего не видел – не видел. Но если б другой кто сказал… Эх, знать бы, где в речах твоих ложь? Ладони мои ощущали солому твоей темницы… Знаю еще, что гнилью несло от той соломы. Словно с навозом…

– Верно, приснилось. Худо было тебе.

– Может, и так, – колебался Ланселот, – может быть.

Ведь иной раз видишь, а то даже испытываешь такое, чего вовсе и нет. – Он покачал головой, наклонился, опоясался мечом своим. И медленно, задумчиво сел в седло.

– Ступай с миром да помни о том, что постиг сейчас.