Рэмси тоже проглотил свою таблетку через силу.
Боннет, прикрыв рот платком, сказал:
— Нельзя людям переживать такие удары.
Он потряс головой.
„Рэм“ стал медленно крениться на правый борт.
Спарроу поглядел на Рэмси и приказал:
— Джонни, отойди-ка влево.
Рэмси послушался, думая при этом: „Какое же значение приобретает первое имя! Ведь я же все еще желторотый новичок“.
Когда он проходил мимо Гарсии, тот высказал свои мысли вслух:
— Могу поспорить, что тебе хотелось, чтобы тебя называли еще Малышом Рэмси.
Тот лишь улыбнулся.
Крен палубы постепенно уменьшился, но полностью она еще не выровнялась.
Спарроу кивнул Боннету.
— Ручные насосы. Перекачивай воду. Только потихоньку.
Боннет подошел к тыльной переборке и схватился за рычаг. Спарроу остановился у пульта локатора.
Очень медленно, но они выровнялись, но теперь начал заваливаться нос. Палуба же медленно стала крениться влево.
Спарроу жестом подозвал Рэмси к себе.
— Займись выравниванием дифферента, только ни звука.
Рэмси отправился выполнять приказ. Он глянул на циферблат показателя давления: 840 фунтов на квадратный дюйм. Они уже перешли границу 2000 футов.
— Будем подниматься, пока не очутимся в зоне волнения, — сказал Спарроу. — А там рискнем включить двигатели.
„Рэм“ медленно поднимался вверх, переваливаясь и кренясь.
Рэмси уловил этот своеобразный ритм. Им не удавалось убрать колебания полностью, и они раскачивались, будто на качелях. Он улыбнулся Боннету, который тяжко трудился на насосах, выравнивая боковой крен.
Внезапно палуба перестала крениться влево и стала переваливаться вправо, нос задрался вверх. В корпусе резонировал свистящий звук.
Экран на передней переборке, подключенный к камере башни, стал молочно-зеленым.
Спарроу стоял на посту управления, рука на релинге. Он вглядывался в экран.
„Когда же он поведет нас вперед?“ — удивлялся Рэмси.
В это время „Рэм“ сильно накренился влево.
В какой-то пугающий миг Рэмси глянул на путаницу труб с левой стороны силового корпуса. „Мы переворачиваемся!“
Но „Рэм“ выровнялся. Экран очистился от пены и теперь показывал туман над покрытыми белыми барашками волнами. Лодка качалась на них взад-вперед.
— Согласен с вами, капитан, — сказал Боннет. — Что так сдыхать, что иначе. Но они, конечно же, нас не слыхали.
Гарсия с трудом пробирался вдоль релинга, сражаясь с качкой.
— Если бы мы хоть на плавучий якорь могли стать.
— У нас уже имеется один, — заметил на это Спарроу.
— Господи! Баржа! — ударил себя по лбу Гарсия.
— Слава Богу, что послал нам такой хороший туман, — сказал Боннет.
„Рэм“ плыл по ветру, связанный с баржей-танком канатом, который сейчас провисал гигантской пляшущей аркой. Танк рвался, будто необъезженная лошадь.
— Смотать канат на барабан, — скомандовал Спарроу.
Гарсия бросился выполнять.
Прыжки палубы немного уменьшились.
Спарроу не спускал глаз с пульта слежения.
— Джо, на каком мы курсе?
— Приблизительно 58°.
— Ветер подходящий. И эти парни внизу курс не поменяли.
— Они все еще вынюхивают нашу последнюю приманку, — сказал Гарсия.
— Джо, тебе самое время сдать вахту, — сказал Спарроу. — Я сменяю тебя.
— Может, кто желает сандвич, перед тем как я завалюсь спать? — спросил тот.
— С ветчиной и сыром, — попросил Боннет.
— Спасибо, мне не надо, — сказал Спарроу. Он всматривался в экран гидролокатора. — Будем дрейфовать по ветру, пока стая не скроется.
Рэмси зевнул.
Спарроу указал ему на тыльную дверь.
— Ты тоже свободен, Джонни. Ты хорошо поработал.
Рэмси ответил:
— Есть, — и последовал за Гарсией по центральному проходу. После непривычной работы на балластных насосах ужасно болели мышцы.
Возле двери кают-компании Гарсия повернулся, глянул на Рэмси.
— Тоже пожевать?
Рэмси пытался сохранить равновесие, одной рукой держась за переборку. Палуба под ногами ходила ходуном.
— Эти буксировщики не разрабатывались для плавания по поверхности, — объяснил Гарсия. — Тебе какой хлеб для сандвича?
Мысль о еде заставила желудок Рэмси сжаться. Длинные мостки раскачивались перед ним, согласуясь с колебаниями подлодки. Он зажал рот ладонью и помчался к себе в каюту. В санузел успел вовремя.
Гарсия пришел за ним и втиснул в руку голубую пилюлю, заставив проглотить.
Чувство тяжести в желудке ушло. Он поблагодарил.
— В люлю, Малыш.
Гарсия помог ему дотащиться до койки, уложил и накрыл простыней.
„Морская болезнь! Мне никогда не удавалось справиться с ней“, — думал Рэмси. Он услыхал, как Гарсия вышел. Только сейчас он вспомнил о телеметрической аппаратуре. Но он был слишком разбит, слишком устал. И Рэмси стал засыпать. Качания „Рэма“ убаюкивали его.
„Засыпай… Засыпай…“
И еще он слышал голос. Где-то далеко-далеко. В глубине тоннеля. В пещере, где гуляло эхо.
„Эта лодка — моя мать. И я не хочу…“
Когда он проснулся после вызова на вахту, у него еще было несколько минут, чтобы просмотреть записанные ленты.
Спарроу опять был хладнокровен и жестко контролировал эмоции.
Подсознательно Рэмси понял, что больше уже фактов не потребуется, но имеющееся надо обдумать, разжевать. А ответ всплывет в сознании сам.
А потом он уже знал, что ему делать.