Баргузинский треугольник. Тайна погибшей экспедиции

Перед ним, позади него, по бокам, к невидимым горизонтам тянулись нескончаемые ряды тысяч и тысяч прозрачных капсул, как в ячейках пчелиного улья. Сделанные из неведомого, неземного материала, они блестели в окружающем пространстве, и весь воздух внутри был наполнен волнами исходивших от них вибраций. Саркофаги были повсюду и строением своим были похожи на тренажёрные барокамеры космонавтов в Звёздном городке Байконура, где жила когда-то Люда. Материал был прозрачным, совсем не земного происхождения, да и нелепость их нахождения здесь, в триасовом периоде Земли полностью сбивала с толку. Их были десятки тысяч! Неведомый Разум разместил их в подземном амфитеатре, чтобы, как думал Семён, однажды они вышли из анабиоза и заселили этот мир – может через десятки, а может и через сотни миллионов лет. Айрон был прав. Такая цифра, такая бездна Времени просто не подвластна была человечеству. Она не поддавалась его разуму, как, впрочем, не поддавалась разуму самого Семёна. Он был бессилен в своём понимании против такого всемогущества тапробанцев.

Ева сама направляла его движения, и ему оставалось только созерцать всё это грандиозное великолепие, раскрывая рот от изумления. Саркофаги шли один за другим и терялись где-то в бесконечной дали. Внутри каждого медленно, как кисель, колыхалась какая-то биомасса, похожая на тягучую субстанцию, и цвет имела всё тот же зеленоватый, что и лучи его сканировавшие, и свечение над озером, и силовое поле, отбросившее Губу в пещере палеолита. Похоже, этот спектральный цвет был в природе тапробанцев основным, и уже от него, как от основного, в спектре шли оттенки остальных полутонов.

Семён ближе подошёл к одной из капсул, и даже склонился, пытаясь разглядеть в этой биомассе что-то похожее на эктоплазму в замороженном состоянии…

И от неожиданности отшатнулся.

То, что он увидел, заставило замереть сердце, едва не получив дозу электрического разряда.

Теперь он увидел всё, что требовалось. Круг замкнулся. Цикл его эпопеи в триасе закончился.

…Под прозрачной крышкой саркофага, в вязкой биомассе, плавал замороженный аватар…

ЛЁТЧИКА.

Того Игоря, который преследует их во всех геологических эпохах планеты и истории Земли.

Это был лётчик номер шесть.

- Прощай, чужестранец. Как у вас на Земле говорят – счастливого пути! Айрон передаёт тебе привет.

И голос Евы исчез.

Исчезла и сама виртуальность. Исчезла имитация форпоста и триасового периода.

Исчезло пространство.

Исчез и Семён.

Всё сложилось в молекулярную точку и поглотилось вакуумом. Точка сингулярности вспыхнула и пропала.

Иное измерение перестало существовать.

Вместе с Семёном в его мир отправился и аватар шестого лётчика.

…Их ждал Байкал.

Глава 11-я: = 1979-й год. Шестой лётчик

Четыре дня Саша бродил по тайге, спал в мешке, удил рыбу, стрелял в уток – и всё один. Ему ночами мерещились призраки, и он не высыпался, отваживаясь вздремнуть в кустах при ярко светящем солнце. Патроны берёг, хоть Семён и оставил ему большую часть: рыбы было много, и на случай встречи с очередным медведем он держал своё ружьё подле себя. Прежде всего, Саша не хотел покидать территорию у брода реки, наивно полагая, что червоточина вернёт его друга назад, как и в прошлые разы их перемещений. Погода стояла на удивление тёплая и тихая, будто и не было никаких локальных перемещений пространств. Саша разводил костёр, дремал и охотился днём, а ночью, дрожа от страха, лёжа в мешке, сжимал винтовку и всматривался в темноту тайги.

И недаром…

Однажды ночью, надо полагать, на второй день исчезновения его друга, Саше вдруг показалось, что он слышит внутри себя какой-то настойчивый голос, называющий его «ястребом души моей», зовущий к себе, и требующий задавать какие-то вопросы. Паренёк помнил о рассказе Семёна и его выстрелах по ночным кустам, когда, по его словам, там колыхался дымчатый силуэт фантомного призрака. Неужели теперь Гроссмейстер посетил и его, Сашу? Голос затем пропал, но он не сомкнул глаз, ни той ночью, ни позже две последующие.

Днём он снова видел пролетавший вдалеке вертолёт, стрелял из ружья, только зря растратил два патрона: винтовая машина, заложив вираж, пролетела в сотне метров от него и, поскольку Саша всё ещё находился под куполом – его попросту не увидели. Была ли это по-прежнему спасательная команда, или же вертолёт был почтовым, Саша так и не узнал. Прошло два с половиной месяца, как на Большой земле с ними потеряли связь, и Саша справедливо полагал, что поиски их постепенно свелись к нулю. Байкальская тайга не может бесконечно держать в себе тайну исчезновения: если в течение месяца-двух их не обнаружили, значит «дело дрянь». Их уже нет в живых.

Костёр потрескивал, и Саша печально смотрел в огонь.

Голос после той ночи не возвращался, но молодой путешественник был наготове, ожидая любого подвоха каждую минуту, проведённую в темноте. Днём было легче. Днём было не так страшно. А вот ночь – чужая, жуткая, безысходная, неподвластная его контролю – была страшна.