Первые дни я находился на балках с утра до вечера, приезжая в усадьбу только переночевать. Я пытался просчитывать все производственные риски заранее и контролировать ситуацию, однако на третий день все же случилось неприятное происшествие. Я немного задержался и приехал на балки чуть позже. Меня встретил слегка помятый Ковалевский.
– Мужики утром задрались, едва разняли.
– Степан, – окликнул я бригадира.– Приведи провинившихся. Остальные пусть работают…
– Нужно бы высечь, Андрей Иванович…– предложил инженер.– Иначе не дойдет… они еще одну форму сломали, когда дрались…
Степан привел двух поповских мужиков. Одному под сорок, худой как жердь, другой моложе, с дерзким взглядом.
Мужики поклонились и опустили взгляд.
Я нахмурился:
– Вам что, слово барина не указ?
Худой встал на колени:
– Простите нас, барин… кровь взыграла, это я первым бросился на Афанасия…
Степан уже принес широкую лавку и плеть.
– Андрей Иванович, я плеть слегка вымочил в рассоле, чтобы до мозгу дошло…
Мужик стянул рубашку и лег животом на скамейку. Степан протянул мне плетку. Я смотрел на белую худую спину мужика, на его затылок с взъерошенными волосами и тонкие ноги. Мне стало до жути противно. В жизни никогда не бил беззащитных. Я тут же отдал плеть Степану. Он понятливо кивнул, подошел и с размаху ударил, рассекая плоть.
Хрясь! На коже показался новый кровавый рубец. Спина вздрагивает, мужик охает, кусая губы до крови, и судорожно цепляется посиневшими пальцами в края скамейки.
После третьего удара я не выдержал:
– Хватит!
Степан удивленно взглянул на меня.
– Отправьте драчунов в бригаду лесопилов. Если и там что-то подобное повторится – сразу выгоню.
Ковалевский усмехнулся и отозвал меня в шатер.
– Андрей Иванович, я хотел бы выразить вам признательность. Вы решили отказаться от физического наказания…
– Это какое-то средневековье… не люблю насилие.
– Скажите честно, вы придерживаетесь либеральных взглядов? Может поддерживаете декабристов?
– Нет. Я за самодержавие. Но физических наказаний у меня на заводе не будет. Если человек напортачит – делаю одно предупреждение, второго уже не будет… скатертью дорожка и без всякого выходного пособия…
– Полностью с вам согласен. Насилие порождает еще большее насилие, а страх вызывает ненависть… скажите откровенно, а разве вам не близки идеи декабристов? Конституция, отмена крепостного права, превращение России в более открытое светское государство…
– Декабристы это мятежники. И вообще, я стараюсь подальше держаться от большой политики…
Меня несколько испугали высказывания инженера Ковалевского, уж не подпольный ли он революционер? Но тогда я особо не придал этому значение, и кажется, зря…
Глава 17
Больше всех из жителей усадьбы меня настораживала бабка Ефросинья. Она целыми днями сидела в своей каморке, что-то вязала или строчила какие-то странные письма. Однажды, когда я вошел, она быстро спрятала листок под обрывок рогожи. В ее комнате было навалено неимоверное количество старого хлама. На сундуке лежала поломанная прялка, пыльные газеты, две пары дырявых валенок и связки ключей. Стоял терпкий кисловатый запах, я заметил на подоконнике заплесневелые сухари, почерневший сыр и подгнившие яблоки. Ефросинья никогда не обедала за общим столом, прибегала на кухню, стряпуха наливала бабке тарелку супа и она тут же возвращалась в свою каморку. Я никогда не видел, чтобы бабка купалась в бане. Однако всегда ходила в чистом и через день приносила Марфе корзину белья на стирку.
С тех пор как я наорал на Ефросинью, она со мной не разговаривала. Только иногда, прохаживаясь вечером по двору, замирала как богомол на листке осоки, и злобно шептала: «Скоро уже приедет настоящий Никитин..!»
Новые дворовые и вправду оказались работящими аки пчелки. Тихон навел во дворе и огороде идеальный порядок. Ни травинки, ни соринки. К тому же оказался неплохим плотником и вместе с Герасимом они поменял подгнившие балки в конюшне.
Марфа тоже не сидела без дела. Убиралась в доме, стирала и стряпала, пока Аглая в отъезде. Однажды у меня заломила поясница и я попросил Марфу слегка размять мне спину. Несмотря на худобу, руки у девушки оказались невероятно сильными. После сеанса массажа я чувствовал себя будто заново родившимся.
– У тебя просто талант…– похвалил я девку.
– Я многое умею, барин…– многозначительно кивнула Марфа.
Прохор Петрович в эти дни почти не пил и даже заметно спал с лица. Ему приходилось почти каждый день ездить в Алексеево, на строительстве завода постоянно не хватало то метизов, то гвоздей или проволоки. Вечером он еще допоздна подбивал бухгалтерию. Я в очередной раз убедился, когда человек занят делом – он меньше подвержен порокам и слабостям.
За завтраком я рассказал о недавнем происшествии. Приказчик огорчился, что я лично не выпорол нарушителей дисциплины.
– Андрей Иванович, видать, плохо вы знаете наше мужичье.
– Я решил – буду наказывать рублем.