Читаем Барин и крестьянин в России IX–XIX веков. Влияние исторических событий на земельные отношения во времена Киевской Руси, в монгольский период и последние 150 лет крепостного права полностью

Правовым равноправием – то есть для всех, кроме крестьян. В своей прокламации об освобождении царь-Освободитель обещал крестьянам, что «в установленный законом срок» им будут дарованы все привилегии вольных людей. Есть все основания полагать, что его обещание было искренним. Александр с надеждой ожидал того дня, когда освобожденные крестьяне будут пользоваться такими же гражданскими правами, как и остальные подданные. Но он и его советники считали, что крестьяне не готовы к привилегиям и к ответственности полноправного гражданства. Кроме того, государство ссудило вольноотпущенникам деньги для выкупа своих владений у помещиков, а составители устава об освобождении хотели удостовериться, что крестьяне вернут свой долг. Вот они и решили, что крестьяне должны пройти переходный этап. Бывшие крепостные и государственные крестьяне были помещены в своеобразную правовую категорию, в которой они признавались свободными людьми, но были лишены многих гражданских прав, связанных с личной свободой. В большей части империи единоличный крестьянин не получил права частной собственности на землю. Вместо этого всей землей деревни владела община и раздавала ее своим членам подворно. Каждый крестьянин должен был принадлежать к общине и двору, хотел он того или нет, и каждый двор должен был принять земельный надел независимо от своего желания. Крестьянин не имел право отказаться от своего двора и членства в общине и сохранял его, даже если он покидал деревню и жил в другом месте. Все члены общины несли взаимную ответственность по налогам и другим обязательствам. Дабы гарантировать, что никто не избежит своей доли бремени, община и глава соответствующего двора должны были дать свое согласие, прежде чем крестьянин мог покинуть деревню для длительного отсутствия. Освобожденный крестьянин имел право на свободное передвижение не больше, чем он имел его до освобождения.

Все эти ограничения личной свободы должны были отпасть, когда крестьянин завершит свои выкупные платежи государству. По крайней мере, таково было намерение людей, разработавших закон об освобождении. Но это намерение вскоре было забыто. Вместо того чтобы рассматриваться как кандидаты на полное гражданство, крестьянство теперь рассматривалось как уникальное сословие, чья общинная жизнь вносила незаменимые моральные ценности в российское общество. Поэтому ему нужно было уделять особое внимание и защищать. Крестьянская земля считалась принципиально отличной от других видов земли, ибо ее назначение состояло в том, чтобы обеспечить дальнейшее существование крестьянства как сословия, и поэтому она не могла быть частной собственностью тех, кто ее возделывал. Нельзя было допустить, чтобы представители крестьянства вышли из этого сословия и стали рабочими, ибо пролетаризация деревенского крестьянина привела бы к моральному разложению русского народа. Для реализации этих понятий был создан специальный свод законов о крестьянах, который регулировал не только их имущественные отношения, но и другие правовые отношения. Имелись даже отдельные положения уголовного закона, распространявшиеся только на крестьян.

Изменение отношения к крестьянству проявилось уже через несколько лет после освобождения и прочно закрепилось в царствование Александра III (1881–1894). Эти взгляды не ограничивались правящими кругами. Их разделяли люди, начиная от одного конца политического спектра к другому, от самых черных реакционеров до самых необузданных радикалов. Левая аграрная программа, именуемая в самом широком смысле популизмом, была, как указывал Зайцев, «не чем иным, как подправленным вариантом отношения к правам крестьян, до известной степени доведенным до завершенности мерами, принятыми правительством и прочно закрепленными в тексте законов».

Затем, после революционной бури 1905 г., правительство резко изменило свою политику. Ряд указов отменил большую часть ограничений на личную вольность крестьянина, позволил ему освободиться от подчинения общине и стать собственником своего надела, заменил совместное семейное владение крестьянским двором единоличной собственностью, отменил оставшиеся выкупные платежи и учредил кредиты на покупку земли крестьянами. Были намечены и другие меры по ликвидации разрыва между положением крестьянства и другими слоями русского общества.

Свобода, обещанная в 1861 г., казалось, наконец-то приблизилась. Но надежды на полное гражданское равноправие крестьян были обречены на забвение войной и революцией.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное