Бархат. Секс, и ничего кроме

Кем я стала? Чего добилась? Некогда отличница, лучшая ученица в классе, превратилась в девку по вызову. Ноющую, истерящую и совершающую один необдуманный поступок за другим. И стоило ради этого бросать родной город?

— Аня, мы поужинаем сегодня? — Голос Алекса, вырвавший меня из плена уничижительных мыслей, был не таким как всегда; в нем появились новые, согревающие и в то же время разрывающие душу нотки. Хотелось откликнуться на его предложение, податься вперед, подставить губы для жаркого страстного поцелуя… Но я уже приняла решение. Хоть и боялась озвучить его даже про себя.

— Я не очень хорошо себя чувствую. — И ведь не соврала ни слова. Скорее приуменьшила. Мне было больно, страшно и безумно хотелось отмотать всё назад, запретив ему говорить правду. Про Дашку и ее папика, про партнера Серегу, про то, как хотел бросить меня у своего дома, потому что не повиновалась правилам его странной игры… Хотелось притвориться, что не было плохого, ведь эти выходные показали мне, как хорошо может быть в Его объятиях.

— Мне подняться с тобой?

— Не нужно.

На его скулах заходили желваки. Он отвернулся, постучал костяшками пальцев по окну, нервно взъерошил волосы и кивнул:

— Тогда до понедельника.

— Всего хорошего, — шепнула, устало улыбнувшись.

— Аня!

Я обернулась, уже ступая ногой на асфальт.

— До понедельника.

Пожала плечами, не в силах соврать ему и, захлопнув дверь, пошла к подъезду. Мне предстояло собраться перед возвращением домой, а это грозило новой волной слез, проклятий и самоистязаний и свидетели нам с шизофренией в этот вечер не нужны.

В квартире пахло свежестью, было холодно и одиноко. Закрыв окна, я сорвала с себя пиджак и ненавистное красное платье, оставшись в кружевном белье, после чего отправилась на кухню в поисқах успокоительного. Бутылка нашлась там же, где я оставила ее совсем недавно, бокал сам прыгнул в руку, а за стеной внезапно запела Татьяна Буланова. Похоже, бабушку-соседку тоже потянуло в депрессию, и она решила не сопротивляться.

«Ясный мой свет, ты напиши мне…» — надрывалась Татьяна своим безумно жалостливым голосом. Χотелось надавать по шее тому, кто ТΑК довёл девушку…

Я приблизилась к окну, села на подоконник, прижалась лбом к холодному стеклу и притихла, продолжая невольно слушать самую грустную певицу российской эстрады. Та, словно специально для меня, тоскливо растягивала слова, сменяя одну песню ңа другую и прославляя чувство безысходности.

Γород за окном медленно погружался в темноту, а я крутила в руках бокал, полный красного сухого и смотрела на улицу, прощаясь с видом, с мегаполисом, с прежней жизнью и подпевая знакомые с юности припевы: «Моя любовь, моя душа, над нею ничего не властно, тебя любить — такая боль, любить тебя — такое счастье…»

Концерт без заявок закончился также резко, как и начался. Похоже, бабушку отпустило, а вот меня накрыло окончательно.

— Пора возвращаться и взрослеть, — шепнула городу, словно оправдываясь: — Стану серьезнее, выйду замуж за простого работягу. Возьмем с ним ипотеку, нарожаем детей.

Тут, признаюсь, меня слегка перекосило от перспективы, и, отпив пару глотков вина, продолжила я уже в другом ключе:

— Построю карьеру без всяких мужиков! Куплю себе квартиру. Только мою и ничью больше. Буду сама себе хозяйкой.

Улыбнувшись, выпила еще и решительно слезла с подоконника. Чтобы тут же наткнуться на фото, прикрепленное к холодильнику. Алекс смотрел на меня оттуда с каким-то немым укором и мудрым пониманием…

Что тут скажешь? Если уж плакать — то по-настоящему, пo-волчьи. Только волки воют на луну, а у меня свой фетиш — Его фото.

И вот сижу я на полу, реву, как белуга, утираясь прихваткой, рву, так сказать, душу на части, а из прохода кто-то саркастично кашляет. Всё настроение самобичевательное испортили. И стоит там не кто иной, как бабулька-соседка, хмурит седые брови и головой качает.

— Чего?! — спрашиваю ее, злобно пыхтя, захлебываясь воздухом от внезапно оборвавшегося плача Ярославны и, кряхтя, поднимаясь с пола.

— Застудишь себе всё, дура, — ответила ласковая бабушка, протягивая мне пустую кружку. — Сахара пришла попросить по добрососедски, а тут мелодрама!

— Как вы вошли вообще?!

— Легко. У тебя дверь нараспашку.

— Я закрывала ее!

— Так не на ключ же, — фыркнула бабка, деловито осматриваясь. — Надо же, чисто как на кухне. Когда моя внучка здесь жила, срач был страшный. Хозяйственная что ли? — На меня недоверчиво моргнули. — Α ревешь чего? Думала, ее режут, а она вино хлещет. Еще и голая. Срам и только! Тьху!

Я хотела было взбрыкнуть снова, и тут поняла простую истину — бабулька пришла не за сахаром, а на звук моего воя. Значит, не совсем черствая — распереживалась. Устало вздохнув, забрала у нее стакан, насыпала туда сахару и предложила:

— Чай будете? Мне компания не помешает.

— С чем?

— Конфеты есть…

— Годится. Самой что-то сегодня тошно. Ты только накинь что-нибудь, а то заболеешь и меня заразишь. И конфет не жалей, раз уж сама предложила.